Оборотная сторона полуночи. Сидни Шелдон

вы сделаете это.

      Исраэль уставился на нее.

      – Неужели вы ничего не поняли из того, что я вам говорил? Теперь уже поздно! Никто не станет делать этого.

      Он бросил взгляд на пустые бутылки из-под молока и свежие фрукты на столе, а затем вновь повернулся к Ноэль.

      – Ведь вы же хотите оставить ребенка, – продолжал он. – Почему вы тогда не признаетесь в этом?

      – Скажите мне, Исраэль, какой он сейчас?

      – Кто?

      – Ребенок. Есть у него глаза и уши? Пальцы на руках и ногах? Чувствует ли он боль?

      – Ради Бога, Ноэль, прекратите. Вы говорите, словно… словно… – Он в отчаянии стал крутить головой. – Я вас не понимаю.

      Она мягко улыбнулась:

      – Да, вы меня не понимаете.

      С минуту он молчал, над чем-то раздумывая.

      – Ладно, ради вас я решусь сунуть голову в петлю, но если вы действительно намерены делать аборт, давайте займемся этим немедленно. Среди моих друзей есть врач, который мне кое-чем обязан. Он…

      – Нет.

      Он уставился на нее.

      – Ларри еще не готов, – сказала Ноэль.

      Через три недели в четыре часа утра Исраэля Каца разбудил разгневанный консьерж. Он барабанил в дверь его комнаты и кричал:

      – Вас к телефону, месье Полуночник! И скажите тому, кто вам звонит, что сейчас глубокая ночь; в это время все порядочные люди спят!

      Исраэль с трудом поднялся с кровати и сонный поплелся в холл, к телефону, теряясь в догадках, что же могло случиться.

      – Исраэль?

      Голос на другом конце провода показался ему незнакомым.

      – Да, я слушаю.

      – Скорее… – говорили каким-то бесплотным шепотом, который звучал как из преисподней.

      – Кто это?

      – Скорее. Приезжайте скорее, Исраэль…

      Было что-то жуткое в этом голосе, что-то сверхъестественное, такое, что мороз драл по коже.

      – Ноэль?

      – Скорее…

      – Ради Бога! – взорвался он. – Я не стану этого делать. Уже слишком поздно. Вы умрете, а я не хочу нести ответственность за вашу смерть. Приезжайте в больницу.

      В ухе у Исраэля раздался щелчок, и он остался с трубкой в руке. Он бросил трубку и вернулся в комнату. У него помутилось в голове. Он знал, что ничем не может ей помочь. Теперь, при сроке беременности в пять с половиной месяцев, ничего нельзя сделать. Ведь он неоднократно предупреждал ее, но она его не послушала. Что ж, пусть пеняет на себя. Он умывает руки.

      Холодея от ужаса, он стал лихорадочно одеваться.

      Когда Кац вошел в квартиру Ноэль, она лежала на полу в луже крови. От обильного кровотечения у нее мертвенно побледнело лицо, но на нем не отразились те нечеловеческие муки, которые, по всей вероятности, испытывало ее тело. На Ноэль было что-то похожее на подвенечное платье. Исраэль опустился на колени рядом с ней и спросил:

      – Что случилось? Как…

      Он тут же замолк, потому что в глаза ему бросилась окровавленная, искривленная одежная вешалка, валявшаяся у ее ног.

      – Боже