Привидения. Столпы общества. Строитель Сольнес. Генрик Ибсен

И главным образом в кругу молодежи.

      Освальд. И это так.

      Пастор Мандерс. Но, я думаю, у большинства из них нет средств жениться и обзавестись домашним очагом.

      Освальд. Да, у многих из них не хватает средств жениться, господин пастор.

      Пастор Мандерс. Вот-вот, это-то я и говорю.

      Освальд. Но это не мешает им иметь домашний очаг. И некоторые из них имеют настоящий и очень уютный домашний очаг.

      Фру Алвинг, с напряженным вниманием следившая за разговором, молча кивает головой.

      Пастор Мандерс. Я говорю не о холостом очаге. Под очагом я разумею семью, жизнь в лоне семьи, с женой и детьми.

      Освальд. Да, или с детьми и с матерью своих детей.

      Пастор Мандерс (вздрагивает, всплескивает руками). Но боже милосердный!

      Освальд. Что?

      Пастор Мандерс. Жить с матерью своих детей!

      Освальд. А по-вашему, лучше бросить мать своих детей?

      Пастор Мандерс. Так вы говорите о незаконных связях? О так называемых «диких» браках?

      Освальд. Ничего особенно дикого я никогда не замечал в таких сожительствах.

      Пастор Мандерс. Но возможно ли, чтобы сколько-нибудь воспитанный человек или молодая женщина согласились на такое сожительство, как бы у всех на виду?

      Освальд. Да что же им делать? Бедный молодой художник, бедная молодая девушка… Жениться – дорого. Что же им остается делать?

      Пастор Мандерс. Что им остается делать? А вот я вам скажу, господин Алвинг, что им делать. С самого начала держаться подальше друг от друга – вот что!

      Освальд. Ну, такими речами вы не проймете молодых, горячих, страстно влюбленных людей.

      Фру Алвинг. Разумеется, не проймете.

      Пастор Мандерс (продолжая). И как это власти терпят подобные вещи! Допускают, что это творится открыто! (Останавливаясь перед фру Алвинг.) Ну вот, не имел ли я основания опасаться за вашего сына? В таких кругах, где безнравственность проявляется столь открыто, где она признается как бы в порядке вещей…

      Освальд. Позвольте вам сказать, господин пастор. Я постоянно бывал по воскресеньям в двух-трех таких «неправильных» семьях…

      Пастор Мандерс. И еще по воскресеньям!

      Освальд. Тогда-то и надо развлечься. Но я ни разу не слыхал там ни единого неприличного выражения, не говоря уже о том, чтобы быть свидетелем чего-нибудь безнравственного. Нет, знаете, где и когда я наталкивался на безнравственность, бывая в кругах художников?

      Пастор Мандерс. Нет, слава богу, не знаю.

      Освальд. Так я позволю себе сказать вам это. Я наталкивался на безнравственность, когда к нам наезжал кто-нибудь из наших почтенных земляков, образцовых мужей, отцов семейства, и оказывал нам, художникам, честь посетить нас в наших скромных кабачках. Вот тогда-то мы могли наслушаться! Эти господа рассказывали нам о таких местах и о таких вещах, какие нам и во сне не снились.

      Пастор Мандерс. Как?! Вы станете утверждать, что почтенные люди, наши земляки…

      Освальд. А вы разве никогда не слыхали