Сороковник. Книга 2. Вероника Горбачева

Любимый хозяин! Надо скорее позвать другого, златокудрого, он поможет!

      Но главный хозяин приказал: спрячься и никому не показывайся. Никому! Что бы ни случилось! И я сижу, жду, потому что его женщина всё ещё здесь.

      Они поговорили совсем недолго, потом он перенёс её на диван, присел рядом. Отшатнулся, словно кто его ударил, и упал. Я сперва не понял, почему он так долго лежит. Потом испугался. Но ведь он велел никому не показываться, никому! И я терплю. А хозяин лежит… И женщина здесь, почему-то не просыпается. Если она сейчас не очнётся, помчусь за златокудрым.

      Она открывает глаза, видит моего хозяина и что-то жалобно лепечет. И долго сидит с ним рядом, и молчит, и он не шелохнётся. Не могу лететь, может услышать, заметить. Когда почти решаюсь – встаёт, кладёт что-то блестящее на пол и ещё что-то – хозяину на грудь, и уходит. Походка у неё как у слепой, или как у тех существ, которых иногда поднимает хозяин. Едва дождавшись, когда захлопнется боковая дверь, я-ворон срываюсь с потолочной балки…

      …а у меня-Ванессы от неожиданности ёкает в груди. Вот как оно всё было. А дальше, дальше что?

      …и, заложив вираж, вылетаю в приоткрытую створку оконца под потолком. Туда я не так давно и протиснулся, чтобы сообщить хозяину, что гостья проснулась, над чем-то думала, а теперь собирается уйти. В спешке едва не промахиваюсь, но всё же попадаю в окно и теперь мечусь вдоль стены замка, ищу и никак не могу найти покои золотоволосого. Он ведь говорил: Абрахам, будь начеку! Абрахам, сторожи! Сегодня ночью может случиться беда. Если что – лети прямо ко мне!

      Ах, если бы я знал! Я бы ничего не рассказывал бы про женщину, и он не стал бы её сторожить. Надо было соврать и быть наказанным, но не видеть сейчас его белого неживого лица…

      Наконец я нахожу его друга. Он не спит, ходит по комнате, заложив руки за спину, серьёзный, строгий. Думает. Влетаю – и с размаха бью клювом ему в плечо, чтобы тот через меня увидел страшную картину!

      Светлый, едва поняв, что к чему, сгребает меня в горсть и мчится вниз.

      Меня он выпускает, только увидав хозяина – не глядя, вытряхивает на диван, а сам опускается на колени перед другом. Я в волнении подпрыгиваю ближе. Он поможет, он поможет!

      И вижу такое, от чего становится легче. Хозяин уже не белый. И глаза закрыты, не смотрят, как ещё недавно, в потолок. И… и едва заметно дышит.

      – Мага?

      Златокудрый прикасается к шее хозяина, проверяет, бьётся ли жилка. Бьётся, мне и отсюда заметно. Кладёт руку хозяину на грудь и прощупывает одежду; на пальцах у него остаётся какая-то красная пыль. Не знаю, что это такое. Но должно быть, это хорошо, потому что в лице златокудрого – невыразимое облегчение.

      – Иоанна, – говорит он тихо. – Благодарю. Дальше я справлюсь.

      …и я-Ванесса дрожу от волнения. И готова расцеловать чудного птаха за вести, хоть и донесённые варварским способом. Лишь боязнь разрушить видение, не узнать, что было дальше, заставляет меня сдержаться.

      … Златокудрый становится спокоен и безмятежен. Как он может?