Стальные посевы. Потерянный двор. Мария Гурова

От чего? Разве что‑то происходит?»

      Однако ложные опасности тем и вредны, что усыпляют бдительность. Когда троица подошла к границе с Гормом, все немного выдохнули. Здесь пролегала западная межа – спорный феод, за который долго сражались Горм и Эскалот и в итоге оставили притязания ради мира. Потому беглецам давалось легче ступать по ничейной земле – никто из солдат обоих королевств сюда бы не сунулся. В то же время межа притягивала лихих людей, которых преследовали законники по обе стороны границы. В протяженную полосу бесхозных наделов мог бы войти и Вале, но в одном из споров Эскалот его попросту выкупил. Лакомая мысль зайти в свой законный, что бы там ни приказывал Ги, феод манила Озанну. Он много раз посещал Вале и устраивал в нем турниры. Жители отвечали принцу благосклонностью, а рыцари замка славились северной гормовой верностью. Огромное желание напоследок уколоть Ги и Ферроля, собрав там свиту и прибыв к Годелеву не потрепанными голодранцами, а королевской делегацией, бодалось с рациональностью. Она‑то и смиряла Озанну, а сам он уверял спутников, что делать «крюк» через местность, в которой их с вероятностью ждет засада, – самая дурацкая затея. И все с ним согласились. Напрямик через леса до Горма оставалось дней шесть.

      В один из вечеров они разбили лагерь в лесу и тут же заночевали. Ночью Озанна, который заверял всех в чуткости своего сна, проснулся первым оттого, что вокруг их стоянки кто‑то бессовестно громко копошился. Принц бесшумно потянулся к мечу и с ужасом услышал, что шорохи исходят от спального места Оды. Спустя мгновение она резко очнулась и спросонья замахала руками. Одновременно прозвучали два ужасных звука: неистовый свиной визг и крик Оды. Озанна сорвался с места, в спешке скидывая плащ, в который кутался, и перелез через бревно, на которое во время сна клал голову. В темноте плохо виднелись очертания вещей и фигур, костер погас, и только угли тлели. Поблизости засуетился и Бланш. Ода вопила уже не от страха, а от боли, и Озанна понял, что кабан не просто мечется вокруг, а пытается на нее нападать. Орудовать мечом в тени беспросветных крон да еще поблизости от сестры было неразумным. Озанна навалился на кабана сверху и постарался того зажать, но у зверя сил нашлось в разы больше. Подоспел Бланш, отпихнувший Оду подальше от драки, и теперь парни вдвоем пытались не напороться на клыки. Наконец, Озанна дотянулся до меча и распорол кабанью бочину. Даже глубокая рана не умертвила зверя. Пришлось нанести еще несколько ударов и удерживать визжащего кабана, прежде чем он обмяк. Какое‑то время все тяжело дышали и бездумно сидели на промозглой земле, которая остужала пыл участников ночной схватки. Наконец Ода, шелестя листвой, подползла к брату. Она выглядела как светлое пятно в непроглядной ночи: ее белый платок, бледная кожа и клубы пара, что шел изо рта, вернули Озанну из ступора, в котором он все так же цепко сжимал кабанью морду. Он, наконец, ощутил что‑то кроме ярости и страха – по рукам растекалась теплая и вонючая свиная кровь.

      – Озанна, Озанна. – Оду била крупная дрожь, отчего ее зубы громко стучали. – Озанна, ты жив?

      – Жив, да, – просто ответил тот, хотя и сам не был уверен в самочувствии. –