Стальные посевы. Потерянный двор. Мария Гурова

Бланш? – без обиняков задал вопрос король.

      – Насколько я полагаю, да.

      По залу побежал шепоток, а фрейлина леди Бэсс вновь поторопилась к королю, повторив всю цепочку придворных церемоний. Выслушав ее, Годелев кивнул и произнес:

      – Не возражаю. Леди Бэсс, прошу вас.

      Дама, шаркнув, вышла вперед и прошествовала к Бланшу, ее длинный шлейф тянулся павьим хвостом – того и гляди взметнется веером за спиною. Остановившись напротив гостей, она шагнула к Бланшу вплотную. Ее не смущало, что незнакомый горбун был грязнее пола и источал неприятный запах. Она испросила «позволь» и обхватила тонкими пальцами его подбородок. Дама то вскидывала, то опускала его голову, изучая глаза и черты лица.

      – Как зовут твою мать, Бланш? – поинтересовалась леди Бэсс.

      – Мою мать звали Кло, – ответил он.

      – Кло? – недоверчиво сощурилась дама. – Что за нелепое имя – Кло? Больше похоже на прозвище для актерки. Это единственное имя, которое она носила?

      – Я не уверен. Я не помню.

      Он постеснялся назвать полностью – Никакая Кло. Постыдная кличка, которой наградили его мать за то, что на вопросы о прошлом она всегда отвечала «никак», или «ничего», или «никакой», или «ниоткуда». Леди Бэсс уже с раздражением таскала его за подбородок.

      – Не понимаю! Не могу разглядеть, – с раздражением причитала она.

      – Кажется – я могу путать – она иногда говорила, что ее звали Адель, – через силу припомнил Бланш, которому уже было больно от манипуляций леди Бэсс.

      И она замерла. Так они и смотрели друг на друга. А потом дама пришла в себя:

      – Говоришь, «звали»?

      – Да, мадам. Она умерла три весны назад.

      Губы леди Бэсс вытянулись в плотно сжатую линию, а кончики их опустились. Она покачала головой.

      – Каков твой дар, Бланш?

      – Я не уверен. Я не знаю, я ли это был или моя мать…

      – Каков твой дар? – строго призывала она к ответу.

      – Он замедляет и ускоряет ход времени, – встрял Озанна, и дама обернулась к принцу.

      Она отпустила подбородок Бланша, скользнув по нему длинным ногтем, и, обойдя собственный шлейф, встала лицом к королю.

      – Сир, я удостоверилась и не имею сомнений. Перед вами внучатый племянник моего покойного супруга. – Она слегка присела в поклоне, как и положено при представлении дворян королю.

      Годелев оценивающе закивал, с доброй усмешкой вновь вскинув брови в той манере, в которой он выражал иронию.

      – А вы, Роберт, мне говорили: «Зачем отменять теннис, сир? Ведь ничего интересного, кроме дипломатов, сегодня не будет». Ну что, интересно? – Он, забавляясь, повернулся к усатому советнику, который в тон ему посмеивался, хотя и старался сдерживать улыбку изо всех сил.

      – Сир, очень!

      – Вот и я говорю. Ладно, что делать‑то с вами? – заинтересованно спросил Годелев. – Может, вы, Бланш, что‑то сказать хотите?

      Оторопевший, Бланш дышал громко и часто, а потом, сделав пару шагов навстречу, чем озадачил стражу, опустился на колени