Горький вкус карри под тенью Тадж-Махала: год как жизнь. Наташа Дол

что все кадрильные слова приклеились к гортани и не собираются отклеиваться. Я переспросил ее два раза нравиться ли ей Индия. Какие глупости – она же здесь живет. Спросив, краснел в темноте. Поперхнулся. И мы оба, чтобы дальше не мучать друг друга, расстались.

      – Можно я сяду? – спросила она тихо.

      Я почти радостно кивнул и убежал к своему столику, затуманивая взор, чтобы не видеть, как все пялются на мой ляпус.

      – Ну и чего? – спросил Ману. – В чем дело? Почему не довел до конца?

      Мне хотелось сказать: «Что ты пристал ко мне? Отвяжись!», но я не смог перевести это в голове.

      – Не смог, потому что мне не нравятся китаянки, – просто ответил.

      Музыка продолжала дубасить. Настроение давно увяло. Не спасло пиво. Не выручала третья порция орешков.

      Народ наотрез отказывался танцевать. А мы так просидели наверно часа полтора. Меня это раздражало. Пятьсот рупий! А на двоих – тысяча. Сидел и распалял себя, представлял как вскочу и побегу под разноцветные лучи кивать торсом в такт. Так всегда помогало. Я уже не обращал внимание на откровенные приставанья Ману к сестре. Ей двадцать девять лет. Из них она ни с кем не гуляла. Поэтому не время печься о том, чтоб к ней не приставали парни. Сколько тирад я выслушал об одиночестве, сколько слез видел от нее по этому поводу… Пусть развлекается хотя бы с этим чертом Ману.

      Я опрокинул в себя остатки пива. И, как представлялось в мозгу, ринулся на танцпол. Один. Наедине с музыкой. Бывает со мной: как найдет смелость, так удержу нет. И начал выделывать то, что творил дома перед магнитофоном. Выходило стильно, по крайней мере на мой вкус. На душе параллельно к чужому мнению.

      В небывалом порыве смелости подошел к компании молодых парней и девушек, наглея от того, что иностранец (мне все можно) и от пива, спросил красотку (в баре она была всех лучше) в черном платье и ее друзей, не станцует ли со мной. Она счастливо улыбалась, но наотрез отказалась. По глазам я видел, что она не собирается менять партнера на вечер.

      Быстро совладав с отказом, подкатил к следущей барышне, не по-индийски в короткой юбке. Красивые ноги, интересная попа. Такая аппетитная, в теле. Но она вдруг как завизжит на весь бар:

      – Go away from me!

      Я слегка остолбенел от внезапной ее вспышки.

      Но быстро – и как удалось? – выкинул произошедшее из головы, лишь подбодрив себя: Она либо сумасшедшая, либо наркоты объелась, либо некогда подверглась сексуальному насилию. А теперь одевается вызывающе, чтобы вновь к ней кто-то пристал. А она бы дала достойный отпор.

      Странно, что это так быстро пронеслось в голове. И я, филосовски пожав плечами, теперь действительно один принялся иллюстрировать музыку телом.

      И это послужило толчком. Сначала я заметил, как в тени танцпола задрыгались парочки. Потом начались телодвиждения в тени барной стойки. Задвигали шеями и плечами за столиками. Постепенно ко мне начали стягиваться смельчаки и смельчашки.

      И вот я уже вижу, как вокруг меня сгущаются молодые пьяные тела. Копируют меня, заражают меня своими движениями.

      В пьяном восторге я осознал, что лидерской выходкой