Будни добровольца. В окопах Первой мировой. Эдлеф Кёппен

раз встречаются ямы с темными краями, заполненные белыми кусками извести.

      Райзигер всматривается в них: ага, вот тут что-то прилетело.

      Прошагав так около десяти минут, он остановился. Вдруг стало жарко. Перед ним люди! Плашмя кидается на землю. На миг закрывает глаза, снова открывает, проверяет: да, перед ним люди! Пересчитывает: видно троих. Лежат в ряд: двое на животе, третий на коленях. Винтовки наизготовку, дула нацелены примерно на него.

      Охватывает страх. Враги? Не может быть. С другой стороны, что тут немцам делать, посреди открытого поля? Он приподнимается и хочет их окликнуть. Но тут сумерки разрывает вспышка осветительной ракеты. И он утыкается лицом в траву.

      Нет ли тут где-нибудь подходного окопа? Ничего не видно. Что ж, ничего не остается, как обнаружить себя перед теми, что впереди.

      – Привет, – шепчет он. – Камрады, я из наших.

      Те лежат неподвижно, продолжая целиться своими дулами в него. Он повторяет то же самое, на этот раз погромче.

      Ответа нет.

      Подползти бы к ним на животе. Это максимум метров тридцать.

      Не по себе. Но что толку? Не оставаться же здесь.

      Так что ползком вперед. Медленно. Замедляя каждое движение тела.

      До солдат уже не больше шести шагов.

      – Камрад, – шепчет он.

      Ответа нет.

      Теперь уже страшно. Должно же быть какое-то понимание! Варианта два: либо сейчас подпрыгнуть и пробежать мимо них в сторону позиции, либо одним прыжком упасть рядом с первым, чтобы он хотя бы не успел повернуть винтовку.

      Второе разумнее.

      Райзигер отталкивается руками от земли и вмиг оказывается рядом с тем солдатом. Припадает к его уху и говорит:

      – Камрад, здесь же нельзя спать. Представь, сейчас пришел бы офицер.

      Ответа нет.

      Камрад всё так же упорно держит винтовку перед собой и даже не поворачивает лица.

      Райзигер толкает его:

      – Эй, говори уже, скоро рассветет.

      Ответа нет.

      Тогда Райзигер дотрагивается до его правой руки.

      Ледяная.

      Он отдергивает руку и встает на колени. Ах вот оно что. Вот оно что, он мертвый, что ли?

      Осторожно присматривается ко второму и третьему.

      Все они неподвижны. Винтовки наготове, двое на животе, третий на коленях.

      Все мертвые? Ни одна голова не наклонилась, ни каска не упала, ни даже палец не отстал от приклада винтовки. Вот так же, как в детстве Райзигер часто видел на плацу, лежали три пехотинца, готовые к бою, лицом к лицу с врагом, отменно построившись.

      Только, ох, вот ведь, они были мертвые.

      Первые мертвецы, которых видит на поле боя доброволец Адольф Райзигер.

      Он совершенно спокоен. Страх ушел. Никакого волнения, никакого сердцебиения.

      Да, он остается еще пару минут на коленях рядом с этими мертвыми товарищами, поражаясь тому, как неподвижно они выглядят со стороны врага, и что они, наверное, будут так лежать еще несколько недель.

      Встает. Делает пару шагов. Поднимает воротник шинели. А потом бешеным