Баллада о неудачниках. Юлия Стешенко

его придушишь.

      – Именно. И следующему будет неповадно.

      Как же мне это все обрыдло. Из раза же в раз. Повторять бесконечно, бегать и проверять, орать и пинать, чтобы делали хоть что-нибудь. Как же я ненавижу этих недоделков. Этот мой гребаный возраст и детскую физиономию. Этого распроклятого шерифа, орущего на меня при всех. Этого в задницу трахнутого Роба Малиновку с его гребаной бандой. Дьявол!

      А самое поганое было то, что я тоже бы не торопился выполнять приказы сопляка, который даже шайку тупоголовых саксов поймать не может.

      Сука!

      – Марк. Перестань.

      Монашек хрипел, морда у него была пунцовой, как задница после порки.

      Я разжал руку. Писарь привалился к стене, беззвучно разевая рот. Де Бов ввинтилась между нами, уперлась в меня спиной.

      – Эй. Ты меня слышишь?

      Монах судорожно закивал, не сводя с меня взгляда. То-то же.

      – Милорд Марк – помощник шерифа. Он может видеть допросные листы. Так?

      Монах закивал еще сильнее. Как бы у него голова не отвалилась.

      – Милорд Марк хочет видеть допросные листы. Ты их принесешь?

      – А…

      – А я слепая, не умею читать и буду смотреть в окошко. Ну? Это не противоречит правилам?

      – Н-н-н-ееее, – проблеял жирный недоделок.

      – Ну так неси! – рявкнул я и сдвинулся вперед, толкая грудью де Бов. Писарь ломанулся в дверь, как святой страстотерпец, за которым голые девицы гонятся. Или даже голые юноши. Быстро, в общем, и вдохновенно.

      Мы с де Бов остались вдвоем, в тишине и молчании. В комнате жужжали мухи. За окном тоскливо взревывал осел. Я старался дышать медленно и ровно, сжимая руки в кулаки.

      – Тебе надо пить пустырник, – вдруг заявила де Бов.

      – Зачем?

      – Успокаивает.

      «Да иди ты», – хотелось сказать мне. Но я не сказал. Я сказал: «Он должен выполнять приказы».

      – И ты полагаешь, что чем громче приказ, тем охотнее его выполнят?

      – Я полагаю, что приказ выполнят тем охотнее, чем сильнее пинок.

      – Спорный метод.

      – Пока никого не подводил. Основа уважения – страх.

      Де Бов покосилась так, будто по мне ползла гусеница. Толстая, зеленая и волосатая. Даже отряхнуться захотелось – просто на всякий случай.

      – Я ни на кого не кричу. И мои просьбы выполняют. Интересно, почему?

      Ага, не кричит. На Паттишалла, например, вообще не кричала. Тихая была и уважительная.

      – Потому что ты разорвала на куски дракона?

      Де Бов поджала губы и насупилась. Удивительно все же, как люди очевидного не понимают и понимать не хотят.

      Вбежал запыхавшийся писарь, прижимая к груди ворох допросных листов.

      – Вот все, что было по пропавшим детям, милорд.

      – Положи на стол. И пошел вон.

      Писарь сгрузил охапку свитков, торопливо поклонился и шмыгнул в дверь.

      – Прошу, – я приглашающе махнул рукой. Де Бов взяла свиток, развернула его, прищурилась.

      – Да тут