Развод. Чужой ребенок. Лила Каттен

стояло? Очень сомневаюсь.

      – Какая разница? – выкрикивает он в очередной раз и позади, за моей спиной слышится детский всхлип.

      Мы оба разворачиваемся и видим Оксану, которая слышала, видимо, всю эту ссору, смотрит на нас потерянная и напуганная.

      – Солнышко, – подхожу к ней и обнимаю дочь, трясущимися руками. – Тише, милая. Все хорошо.

      Мы ни разу не ругались с мужем так сильно, так громко и уж тем более на глазах Оксаны.

      – Вы ругаетесь? – спрашивает она, смотря в мои глаза, запрокинув голову, но также крепко прижимаясь ко мне.

      – Мы скорее… – поворачиваюсь к Герману, который снова стоит потерянный и не сводит глаз с нас обеих. – Мы просто громко обсуждали важность эксплуатации электроприборов.

      – Как это? – шмыгая носиком, спрашивает она.

      Хочу ответить, но он не позволяет мне это сделать, говоря сам.

      – Твоя мама не выключила плиту, из-за чего мы все могли оказаться в опасности.

      Никогда в жизни, столько укора и осуждения я в свой адрес не слышала в одном предложении.

      – Правда? – дочка поворачивает голову от Германа и смотрит на меня, в то время как я чувствую и вину и что-то тягуче щемящее в груди от его слов и срыва в целом.

      – Мамочка просто забыла, дорогая. Просто забыла, когда пошла встречать папу, проведя в ожидании его три часа, – не выдерживаю и пытаюсь уколоть в ответ той же иглой, но это не приносит никакого облегчения.

      – Ничего страшного, мама, – она гладит меня по спине, продолжая обнимать. – Да, папа? Это ведь не страшно?

      Когда я понимаю, что Герман не ответит, я вывожу Оксану из кухни и направляю нас в ее комнату.

      – Пойдем-ка, займемся домашним заданием.

      – Мне задали дописать цифры на листочках по математике, – в нетерпении дочь достает школьный рюкзак и вытаскивает книгу.

      – Надо же. Этим и займемся значит.

      Когда мы заканчиваем и выходим из детской, Герман сидит, как не в чем ни бывало на диване и смотрит телевизор.

      На кухне чисто, но я понимаю, что он все же поел, судя по убранной в раковину грязной посуде.

      Оксана ела еще в школе, перед дополнительными предметами, но я все равно зову ее, накрыв на нас двоих.

      Пока мы едим с дочерью, к нам в гости входят приехавшие родители Германа, Инна, которая все-таки осталась на эти самые пару недель и на разговор между нами двумя не остается времени. А к ночи не остается уже желания.

      Посреди сна меня будит снова кошмар мужа.

      Несмотря ни на что я его успокаиваю. Обнимаю и жду, что он снова уснет.

      Но Герман опрокидывает меня на спину и нависает.

      От обиды, мои глаза тут же наполняются слезами.

      – Сегодня я был неправ в выбранном тоне и словах. Я очень виноват, Мила. И прошу у тебя прощения.

      – Мне было страшно и больно. И я не хочу, чтобы наша дочь участвовала в твоих срывах. Это неправильно.

      – Клянусь, я буду говорить с тобой. Буду сдерживаться… Просто сейчас я вижу опасность кругом… Я переживаю за вас. Мила, я не со зла, клянусь, – упирается в мой лоб своим