Мертвец из Лерута. Тома Болаг

Слух по-прежнему улавливает его копошение. Его и ему подобных.

      Нега рассеивается и разум всё острее воспринимает окружение: то тут то там раздаются треск и хлопанье, жужжание, скрип и скрежет. Запахи бодрят ничуть не хуже. В ноздри настойчиво проникает аромат гнили и сырости, а пыль царапает горло.

      Глаза распахиваются и тут же жмурятся. От сора и света взгляд застилают слёзы. Ладонь тянется к лицу, но плетью падает, не дойдя до цели. Лоб вновь касается сырой земли. Дыхание прерывистое и поверхностное. Воздуха не хватает.

      Он пробует перевернуться, но не выходит. Рука медленно заходит за спину и ощупывает конец стрелы.

      Рядом раздаётся очередной вскрик. Глаза юноши не сразу фокусируются на мельтешащих чёрных точках. Одна из них настойчиво подбирается всё ближе… Ворон щёлкает клювом, постоянно ворочая головой. Тело у него худое. Он голоден после суровой зимы.

      – Пшёл… вон, – голос звучит значительно тише, чем хотелось бы и похож на скрип несмазанной двери.

      Птица бесстрашно подпрыгивает и перелетает на ближайший корень. Несколько секунд крылатая колеблется, покачивая хвостом, а после хватает край рукава. Трещит ткань.

      Юноша взмахивает, отгоняя напасть. И пусть жест выходит слабым и незавершённым, падальщик отлетает на несколько метров. Там он вновь принимается покрикивать и хлопать крыльями, обещая вернуться вновь.

      “Что, со мной уже покончено?” – эта мысль заставляет тряхнуть головой, отгоняя забытье.

      Несмотря на слабость, юноша пробует сесть. Он подтягивает себя к ближайшему дереву и затаскивает на покатое корневище. Птицы гневно галдят. Им жутко не нравится сопротивление добычи. Несколько особенно смелых пикируют на жертву.

      – Прочь! – отмахивается раненый от когтей и клювов.

      От резкой боли, парень вопит, и это действует. Крылатые снова возвращаются к ветвям, и оттуда десятками глаз наблюдают за происходящим.

      Юноша оглядывается. Отсюда не видно тракта. Кругом только лиственницы. Они паутиной оплетают землю, разрывая её корнями на части.

      Марлоу присматривается к природе вокруг и замечает:

      – Здесь нет жизни.

      Вместо глубоко тёмного блеска, стволы деревьев тускло-серые. Они лишены молодых побегов. На фоне собратьев, что успели обзавестись завязью новой кроны, эти слепо топорщат голые ветки-иголки во все стороны в желании схватить и растерзать.

      Почва также лишилась малейшей зелени. Вместо молодых побегов в ней нашли своё последнее пристанище несколько воинов. Юноша насчитывает двух человек, а на холме в паре метрах замечает голову лошади. Все трупы не первой свежести.

      “Неудивительно, что здесь собралось столько падальщиков”.

      – Боитесь? Не стоит, можете спокойно спускаться, – с усмешкой бросает он птицам.

      Вороны не двигаются. Не хотят повторять судьбу собратьев, что лежат около тел.

      Цепляясь руками за дерево, Марлоу встаёт на ноги.

      “Вряд ли эти бедолаги знали, как следует упокоить мыслящего. Пусть я не до конца как они, но разрубание