Смерти больше нет. В. Симоне

всего, что окружало: страха, неизвестности, безысходности. Он означал, что она осталась не одна, что в этом темном и холодном мире еще есть что-то, что может нанести ущерб, есть что-то, что может угрожать ей и ее котенку.

      Скрип, нарушивший тишину, оборвался внезапно, словно и не было ничего. Но тишина уже не была такой глубокой и спокойной, как раньше. Она стала напряженной, напоминая струну, натянутая до предела, готовая в любой момент лопнуть. В этой напряженной тишине кошка чувствовала, как ее инстинкты бьют в набат, требуя действий, предупреждая о настоящей опасности. Ее шерсть встала дыбом, и она свернулась клубочком, готовясь броситься в атаку, если будет нужно.

      В тусклом свете уличного фонаря, проникающего в квартиру сквозь разбитые окна, она видела щель в дверном полотне. Щель была небольшой, но в ней уже проступало что-то необычное. Это была тусклая, мерцающая красная светящаяся полоса. Она становилась все шире, и в ней виднелся огромный, бесформенный силуэт. Силуэт был не четкий, расплывчатый, но в нем было что-то угрожающее, что-то, что заставляло ее сердце стучать в груди с частотой метательного молота.

      Кошка невольно отступила. Она не могла разобрать, что за силуэт скрывается в этой красной свете, но инстинктивно понимала, что он представляет угрозу. Ее материнский инстинкт, сильнее всего на свете, подсказал, что должна защищать своих детей. Мать не отступит, она будет бороться, она будет защищать их до конца. Ее глаза, яркие и проницательные, впились в дверь, в тусклую красную полосу, в бесформенный силуэт, словно хотя бы взглядом пробить темноту и разобраться, что таится за ней. Красный свет, проникающий в щель двери, расширялся как растущий огонь, пожирая темноту. Он окрасил стену в жуткий алый цвет, превращая ее в кровавое полотно, на котором размытым силуэтом рисуется нечто нечеловеческое.

      Кошка, вжавшись в угол, чувствовала, как ее дрожит от неизъяснимого ужаса. Она не могла оторвать взгляда от растущего красного пятна, словно прикованная к нему невидимой силой.

      В этом красном свете, как в какой-то безумной сценке из кошмарного сна, появилась рука. Не человеческая рука, а что-то нечеловеческое, чуждое и ужасающее. Она была крупная, костлявая, с длинными, тонкой кожей пальцами, оканчивающимися острыми, как ножи, когтями.

      Кошка невольно отшатнулась, глаза расширились от ужаса. Она не могла верить своим глазам. Это было слишком странно, слишком ужасно, чтобы быть правдой.

      На ладони руки лежит нечто, что схоже с человеческим глазом, но гораздо больше и бесцветное. Глаз был холодный, неживой, словно стеклянный. Он смотрел в темноту, но в нем не было жизни, не было души.

      Кошка почувствовала, как в груди застыла кровь. Она не могла оторвать взгляда от этого бесцветного глаза. Он гипнотизировал ее, заставлял забыть о своем страхе, о своей безопасности.

      Это было не просто нечто нечеловеческое, это было нечто ужасное, нечто неизъяснимое, что не может