Иерусалимский вокзал. Григорий Люксембург

и смысла

      Окно зимой заволокло,

      Я жду, чтоб пламя перегрызло

      Зимы немыслимое зло,

      Чтоб не видать следов лукавых

      В хлопковой похоти снегов,

      Деревьев детские суставы.

      Медвежьи туши облаков.

      Львов, 1970 г.

      ВЕРА

      Я с иудеями в родстве.

      Мне страшно в равенстве убогом.

      Как будто в вечном торжестве

      Стоять перед единым Богом.

      Во рту языческую слизь

      Я с детства берегу любовно.

      Над амулетами трястись

      Мне и красиво, и удобно.

      Блудливый Будда спит во мне

      И за ночь слова не проронит,

      И в этой хитрой западне

      Молчаньем заживо хоронит.

      Я отмываю от песка

      Глаза Самофракийской Никки:

      А в них – такая же тоска,

      И в сердце – шепоты и крики.

      Свой крест несу я, как таран,

      По жирной иудейской пыли.

      Но снова скажет Иоанн,

      Что это мы Христа убили.

      Я волен жить и умереть,

      Любить собак и слушать воду,

      Перед листвой оторопеть,

      Меняя рабство на свободу.

      1970 г.

      ПЬЯНАЯ СКРИПКА

      Пируют свечи,

      играют скрипки

      Псалмы Давида

      в моей улыбке.

      Враги Давида

      в моей печали,

      Когда в оркестре

      свирель молчала.

      О скрипка-чудо,

      печаль пивная,

      Тебя погубит

      душа больная.

      Кладу на скрипку

      худые      щеки

      И принимаю

      ее ожоги.

      Поют над ухом

      четыре жилы

      Про то, как саван

      для скрипки шили.

      1970 г.

      УЖИН У РЕБЕ

      После молитвы о хлебе

      Слаще селедка и лук.

      Кто научил тебя, ребе,

      В тесто замешивать звук?

      Будто не ест, а целует

      Белых картофелин снег:

      Что он у Бога ворует,

      Этот смешной человек?

      То задыхается в споре,

      То прикоснется к вину,

      Ребе копается в Торе,

      Пальцы макает в слюну.

      Он и старик, и ребенок -

      Рыжебородый аскет.

      Ребе, зачем вам приемник

      И электрический свет?

      Ребе, ташкентский мессия,

      Школьный учитель, пророк…

      Это не Рим, а Россия.

      Это не дьявол, а Бог.

      Ташкент, 1971 г.

      ОТПУСТИ НАРОД МОЙ!

      И воск в ушах расплавился б уже

      От стона: "Отпусти народ мой!"

      Вы не найдете зла в моей душе.

      Но сам я волк, искусанный, голодный.

      Прислушайтесь, какой во мне вулкан:

      Я небо мог бы высветить безумьем…

      Вы встретите рассвет, а я обман,

      Обман по воскресеньям и по будням…

      Прислушайтесь, как все во мне скулит:

      Я на ночь надеваю амулеты

      И проклинаю всех, кто сладко спит,

      Кто видит сны и верует в приметы.

      Когда бы