Иерусалимский вокзал. Григорий Люксембург

нам о павших говорить

      Глухой скороговоркой,

      Живых и мертвых хоронить

      У музы на задворках.

      Синай – потоп, Синай – исход,

      Синай – землетрясенье.

      У Бога свой к нему подход

      В дни битв и в дни спасенья.

      Я с павшими который год,

      Я с ними лег в могилу.

      А где-то Моисей плывет

      В корзиночке по Нилу.

      Октябрь 1975 г.

      ГАМЛЕТ

      Я "Гамлета" читаю в танке.

      Я Гамлета не перерос.

      Мне не достичь рекордной планки

      Его ответ:

      Вот в чем вопрос!

      Снаряды танк мои пробивая,

      Торопят:

      Быть, или не быть?

      Но, к небу руки простирая,

      Я смерть прошу остановить.

      Синай, май 1975 г.

      ***

      Светлой памяти Меира Бари, моего первого друга-израильтянина,

      Павшего в первый день войны Судного дня.

      Живыми с войны возвращаются трусы

      И горстка живых храбрецов.

      А там пусть истории лживые музы

      Нас бросят на чаши весов.

      Но где-то, когда-то и кто-то нас спросит:

      – А как ты остался в живых?

      Не знаю, зачем нас земля только носит

      В ладонях надежных своих…

      ЕВРЕЙКА ИЗ ВАРШАВЫ

      Дорогой Э. Мазур

      Не панна уже и не пани —

      Ромашки повытоптал век.

      С утра телефон хулиганит:

      Мадонна, взойди на ковчег!

      И в зеркало смотрит мадонна,

      И в зеркале видит она

      Колодец испуга и стона

      До сердца, до самого дна.

      Отплыл ваш ковчег, варшавянка,

      Простите уж нас, горемык.

      Ну разве заметишь из танка

      Сиротское пламя гвоздик?

      Простите нас, добрая пани,

      За грубую силу в губах.

      Из боли нас век отчеканил

      На русских и польских снегах.

      И вся из чистейшего воска

      Живет между каменных стен

      Испуга и стона березка

      Двенадцати наших колен.

      Март 1975 г.

      ЖАННЕ

      Как лань среди машин и шума,

      Ты в заблужденье введена.

      А под дождем гуляет Шуман,

      Напившись нашего вина.

      Не стоит нам терять друг друга

      В колючих зарослях сонат.

      Вот помолиться вышла фуга

      О тех, кто не придет назад.

      Герою гимн сыграй погромче,

      Пусть и его помянет век:

      Среди людей он выл по-волчьи

      И пел волкам, как человек.

      И реквием сыграй, родная!

      Мы свечи белые зажжем,

      Чтоб души мертвых, пролетая,

      Не заблудились под дождем.

      Пусть музыка откроет двери,

      Едва вернувшись с похорон,

      Глядит, как Моцарту Сальери

      Готовит плаху, а не трон.

      И пусть застонет, возмутится

      "Сонаты лунной" серебро,

      И мир опять засеребрится,

      И гений сядет за перо.

      Февраль 1976 г.

      ВОРОТА