Маленькие радости. Оливия Уэдсли

тебе предстоит окончить, сделает тебя щеголихой.

      Тони не слышала от дяди о новой школе, и она посмотрела на него вопросительно.

      – Вряд ли нам следует говорить о новой школе, когда Тони только что вернулась домой, – сказал Чарльз, обращаясь к жене.

      – Я думаю, что Тони будет этому очень рада, к тому же долгие каникулы так вредны для девушек.

      Вопрос о школе был предрешен.

      Принесли чай; леди Сомарец села за свой письменный столик с таким видом, как если бы она ожидала приглашения.

      – Мне разливать, тетя Генриэтта? – спросила Тони.

      Леди Сомарец задумалась и с рассеянным видом пробормотала:

      – Да.

      Тони заняла место у небольшого кипящего серебряного чайника и начала приготовлять чай. Через стол она улыбнулась дяде.

      Улыбка была очень нежна, но момент для нее был неподходящий, ибо она отвлекла внимание Тони от сахарницы, из которой она как раз брала кусок сахара. Сахар упал на серебряный поднос и, падая, потянул за собой чайную ложечку. Звон вывел из задумчивости леди Сомарец. Она резко повернулась и увидела Тони за чайным столом. Сэр Чарльз сидел в низком кресле и, смеясь, смотрел на нее. Они выглядели счастливыми и чувствовали себя уютно, по-домашнему. Леди Сомарец почувствовала совершенно законное возмущение, когда увидела Тони на своем собственном месте. Ведь чайный стол, по каким-то неведомым основаниям, – это святая святых положения в домашнем кругу. Часто приходится читать о хозяйке дома, так «мило восседающей за серебряным подносом», это звучит так трогательно, по-домашнему. Леди Сомарец была далека от всего этого. Ее очень мало заботили чувства, еще меньше соображения домашнего уюта. Но она не способна была позволить кому бы то ни было осуществлять право хозяйки в своем доме. Она обрушилась на безвинную нарушительницу своих прав.

      – Не угодно ли тебе запомнить на будущее время, что если я пожелаю, чтобы ты заняла мое положение в доме, то я же тебя об этом и попрошу, – холодно сказала она.

      – Я… вы сказали «да», – ответила Тони, запинаясь.

      Леди Сомарец посмотрела удивленными глазами. Она действительно не слышала вопроса Тони.

      – Если ты отпила чай, то иди лучше в свою комнату, – сказала она. – Мэннерс разберет твои вещи, я думаю, ты помнишь ее?

      Пламя румянца залило лицо Тони. Последнее замечание оскорбило ее. Сэр Чарльз заерзал в своем кресле. Он не мог в присутствии Тони выразить свое возмущение по поводу разыгравшейся сцены. Она направилась к двери и вышла.

      – Слушай, Гетти, – начал он сердито. Леди Сомарец не дала ему говорить.

      – Я знаю все, что ты хочешь сказать, Чарльз, – произнесла она спокойно, – и до известной степени я тебя понимаю. Ты портишь Тони, ты всегда ее портил, должна я сказать. Я этого делать не собираюсь. Девушки в этом возрасте склонны к высокомерию и жеманству. Они требуют сильной руки. Со стороны Тони было неуместно сесть за стол и приступать к чаю без меня.

      – Но девочка же спросила позволения у тебя!

      Леди Сомарец подняла брови:

      – Ты