Приключения обезьяны (сборник). Михаил Зощенко

всякому свое, всякий, говорю, человек дает от себя какую-нибудь пользу. Ты же человек, одаренный качествами, и я посейчас вспоминаю всякие твои исторические рассказы и переживания. И Пипина Короткого, говорю, помню. Спасибо тебе немалое!

      А он вдруг мной восхитился.

      – Хочешь, говорит, поедем ко мне, будем жить с тобой в обнимку и по-приятельски.

      – Спасибо, говорю, дорогой приятель Утин, рад бы, да нужно торопиться мне в родную свою деревеньку.

      А он вынул откуда-то кожаный бумажник, отрыл десять косых.

      – На, говорит, возьми, если на то пошло. Поезжай в родную свою деревню либо так истрать – мне теперь все равно.

      Взял я деньжонки и адрес взял.

      «Что ж, думаю, и я ему немало сделал, а тут вполне прекрасный случай, – поеду пока в свою деревню. А там видно будет – может, и действительно побываю по этому адресу. Вот, думаю, спасибо Утину – сделал благодарность за мое благодеяние».

      А это верно: на фронте я его всегда покрывал. Там, скажем, бой или разведка, я – прямо к ротному командиру. Так и так, отвечаю. Утина никак нельзя послать. Ну, не дай бог, пуля его пристрелит – человек он образованный, и погибнет с ним большое знание.

      И через меня устроили его на длинномер – так он всю свою жизнь, всю то есть германскую кампанию, и мерил шаги до германских окопчиков.

      Так вот произошла такая с ним встреча, и вскоре после того собрался я и поехал в родные свои места.

      И вот, запомнил, подхожу к своей деревеньке походным порядком, любуюсь каждой даже ветошкой, восторгаюсь, только смотрю – ползет навстречу поп, черт его побери.

      Ну, думаю, будет теперь беда-бедишка. А сам, безусловно, подхожу к нему.

      – Вздравствуйте, говорю, батюшка отец Сергий! Вполне прелестный день.

      Как шатнется он от меня в сторону.

      – Ой-е-ей, говорит, взаправду ли это ты, Назар Ильич Синебрюхов, или мне это образ представляется?

      – Да, говорю, взаправду, батюшка отец Сергий, а что, говорю, случилось – ответьте мне для ради бога.

      – Да как же, говорит, что случилось? Я по тебе, живому, панихидки служу, и все мы почитаем тебя умершим покойником, а ты вон как… А супруга, говорит, твоя, можешь себе представить, живет даже в советском браке с Егор Иванычем.

      – Ой-е-ей, отвечаю, что же вы со мной такоеча сделали!

      Очень я растрогался, сам дрожу.

      Ну, думаю, вот и беда-бедишка.

      Ничего я попу больше не сказал и потрусил к дому.

      Взбегаю в собственный, заметьте, домишко, смотрю – уже сидят двое: баба моя Матрена Васильевна Синебрюхова да Егор Иваныч. Чай кушают. Поклонился я низенько.

      – Чай, говорю, вам да сахар! Что же тут такоеча приключилось, Егор Иваныч Клопов, не томите меня для ради бога.

      А сам не могу больше терпеть и по углам осматриваю свое добришко.

      – Вот, смотрю, спасибо, сундучок, вот и штаны мои любезные висят, и шинелька – все на том же месте.

      Только вдруг подходит ко мне Егор Иваныч, ручкой этак вот передо мной крутит.

      – Ты, говорит, чужие предметы руками не тронь, а то, говорит, я сам за себя не отвечаю.

      – Как