Приключения обезьяны (сборник). Михаил Зощенко

на твое несогласие ровно даже начихать. Становись, и все тут.

      – Ну хорошо, говорю, а есть ли вам от казни какая корысть?

      – Нет, корысти, говорят, нету, но мы, говорят, для ради молодечества казним, дух внутренний поддержать.

      Одолел тут меня ужас смертный, а жизнь прельщает наслаждением. И совершил я уголовное преступление.

      – Убиться я, говорю, не согласен, но только послушайте меня, задушевные босячки: имею я, безусловно, при себе тайну и план местонахождения клада вашего сиятельства.

      И привожу им письмо.

      Только читают, безусловно: гусиный сарай… саксонское серебро… план местонахождения.

      Тут я оправился; путь, думаю, не близкий, дам теку.

      Хорошо-с.

      А босячки:

      – Веди, говорят, нас, если на то пошло, к плану местонахождения вклада. Это, говорят, тысячное даже дело. Спасибо, что мы тебя не казнили.

      Очень мы долго шли, две губернии, может, шли, где ползком, где леском, но только пришли в княжескую виллу «Забава». А только теку нельзя было дать – на ночь вязали руки и ноги.

      Пришли.

      «Ну, думаю, быть беде – уголовное преступление против вашего сиятельства».

      Только узнаем: до смерти убит старый князь ваше сиятельство, а прелестная полячка Виктория Казимировна уволена вон из имения. А молодой князь приезжал сюда на недельку и успел смыться в неизвестном направлении.

      А сейчас в имении заседает, дескать, комиссия.

      Хорошо-с.

      Разжились инструментом и к ночи пошли на княжий двор.

      Показываю босячкам:

      – Вот, говорю, двор вашего сиятельства, вот коровий хлев, вот пристроечки всякие, а вот и…

      Только смотрю – нету гусиного сарая.

      Будто должен где-то тут существовать, а нету.

      Фу ты, думаю, что за новости.

      Идем обратно.

      – Вот, говорю, двор вашего сиятельства, вот хлев коровий…

      Нету гусиного сарая. Прямо-таки нету гусиного сарая. Обижаться стали босячки. А я аж весь двор объелозил на брюхе и смотрю, как бы уволиться. Да за мной босячки – пугаются, что, дескать, сбегу.

      Пал я тут на колени:

      – Извините, говорю, худого мужика, водит нас незримая сила. Не могу признать местонахождения.

      Стали тут меня бить босячки инструментом по животу и по внутренностям. И поднял я крик очень ужасный.

      Хорошо-с.

      Сбежались крестьяне и комиссия.

      Выяснилось: вклад вашего сиятельства, а где – неизвестно.

      Стал я Богом божиться – не знаю, мол, что к чему, приказано, дескать, передать письмишко, а я не причинен.

      Пока крестьяне рассуждали, что к чему, и солнце встало.

      Только смотрю: светло, и, безусловно, нет гусиного сарая. Вижу: ктой-то разорил на слом гусиный сарай. «Ну, думаю, тайна сохранилась. Теперь помалкивай, Назар Ильич господин Синебрюхов».

      А очень тут разгорелась комиссия. И какой-то, запомнил, советский комиссар так и орет горлом, так и прет на меня.

      – Вот, говорит, взгляните на барского холуя. Уже довольно давно совершилась революция, а он все еще сохраняет свои чувства и намерения и не желает показать, где