Приключения обезьяны (сборник). Михаил Зощенко

бабу, вне себя баба, а она запела такое:

      – Да, запела, сама ты и есть виноватая. Видишь – загрустил мужи к, ты потерпи, не таранти. Он тебя, например, нестерпимыми словами, а ты такое: дозвольте, мол, сапожечки ваши снять и тряпочкой наисухонькой обтереть – мужик это любит…

      Футы, старая дура!.. Такие слова…

      Утешить нужно бабу, а она растравила ее до невозможности.

      Вскочила баба, трясется.

      – Ох, говорит, да что же я такоеча наделала? Ох, говорит, да присоветуй хоть ты-то мне для ради самого господа! На все я теперь соглашусь. Ведь мне и идти-то некуда.

      А та, старая дура, тьфу, и по имени-то назвать ее противно, ручищами развела.

      – Не знаю, говорит, молодушка. Прямо сказать тебе ничего не могу. В очень большой цене теперь мужик. И красотой одной и качествами не прельстишь его. Это и думать не смей.

      Бросилась тут баба вон из избы, выбежала на зады да по заднему проспекту и пошла вдоль села. На село-то ей, бедной, и выйти было стыдно.

      И вот видит баба: идет ей навстречу старушка махонькая, неизвестная бабушка. Идет эта бабушка, тихонько катится и чтой-то про себя шепчет.

      Поклонилась ей баба наша, заплакала.

      – Вздравствуйте, говорит, старушка махонькая, неизвестная бабушка. Вот, говорит, взгляните, пожалуйста, какие дела-делишки на земном свете-то деются.

      Взглянула старая бабушка, головенкой своей, может быть, мотнула.

      – Да, говорит, деются, деются… Ох, говорит, молодая молодушка, знаю все, что на свете деется: всех людишек передавить надобно – вот что деется. Да только, умоляю тебя, не плачь, не порти очи себе. В деле таком, слеза – помощь никакая. А вот что: есть у меня средства разные, есть травы драгоценного свойства. Есть и словесные заговоры, да только в таком великолепном деле они ничего не стоят. А от такого дела, чтобы человека при себе удержать, есть одно только средство. Будет это средство страшное: особая это роскошная черная кошка. Тую кошку завсегда узнать можно. Ох, любит та кошка в очи смотреть, а как смотрит в очи, так хвостом нарочно качает медленно и спинку свою гнет…

      Слушает баба ужасные старухины речи, и млеет у ней сердце.

      Конешно, никто не слышал такие речи старухины, кроме бабы нашей, да только все это, безусловно, правильно. Об этом Юлия Карловна тоже говорила. Да и в дальнейшем это вполне выяснилось. И еще в дальнейшем выяснилось, что взять нужно было тую кошку черную, в полночь баньку вытопить и тую кошку живую в котел бросить.

      – Умоляю тебя, – просила бабушка, – брось тую кошку безусловно живую, а не дохлую. А как будет все кончено, вылущи кошачию косточку небольшую, круглую и, умоляю тебя, носи ее завсегда при себе.

      Как услышала баба это, ужаснулась, поклонилась старухе низенько.

      «Пойду, думает, поклонюсь еще раз Димитрию Наумычу, а если не изменит он своего мнения, так есть у меня средство страшное, роскошное».

      6

      Пошла баба на село поклониться Димитрию Наумычу, да только пошла она, имейте в виду, зря.

      Где же было Димитрию Наумычу изменить свое мнение, если он так и горел и даже в город порывался ехать, закончить дело.

      Я