Мой сводный подонок. Дарья Белова

содержит несколько подпольных рингов для боев без правил, – продолжает закапывать меня Филипп.

      Его самодовольство отражается на лице. Впору брать бокал с вином и выплескивать, чтобы стереть ухмылку с Фила.

      – Не самый лучший кандидат, чтобы дружить, – прочистив горло, Альберт говорит, уткнувшись в свою тарелку.

      Мама стреляет взглядом.

      – Мы лишь сидели за одним столом, – тихо защищаюсь.

      Повисает давящая тишина, и кусок уже не лезет в горло. Я и до этого ела через силу. Постоянно казалось, что даже вилку держу неправильно.

      – Филипп, ты можешь присмотреть за моей дочерью в университете? – почти давлюсь глотком вина, – она бывает несколько глупа.

      Кашляю на всю столовую. Глаза слезятся. Обида на маму распределяется по всему телу.

      – Разумеется, – отвечает довольно.

      Кровь приливает к голове, лицо становится бордовым. Все пары глаз прикованы ко мне, будто я совершила непоправимый поступок.

      С шумом отодвигаю стул. Сейчас мне становится все равно, что еще могу услышать в свой адрес.

      Некультурная, безманерная, необразованная деревенщина… Плевать.

      Моя мама считает меня глупой, а этот подонок будет теперь следить за каждым моим шагом. Крутить мои нервы и взрывать терпение.

      – Благодарю. Было вкусно, но я наелась.

      Надеюсь, они рассчитывали, что мне известно слово «благодарю».

      Взбегаю по лестнице к своей комнате и останавливаюсь, прислонившись к стене так, чтобы меня не было видно.

      Перевожу дыхание. Оно такое не из-за быстрого темпа, а от слез, которые сдерживала. Теперь горло першит и сдавливает.

      Прикладываю ладонь к кулону. От него идет сильное тепло. Успокаивает.

      – Филипп, Алена права. Приглядывай. Не позволяй Орсову приближаться к Лизе, – голос Альберта холодный.

      Не знаю, что отвечает им Шахов-младший, но такой же скрип стула заставляет вздрогнуть. Затем шаги. Быстрые, довольно громкие. Они все ближе и ближе.

      Замираю, не в силах оторвать ноги от пола, когда моя комната буквально через две двери.

      – Зачем ты это делаешь? – спрашиваю, как только Филипп наступает на последнюю ступеньку.

      – Делаю что?

      Руки трясет от злости на этого подонка.

      – Проблемы мне создаешь!

      Шахов подходит вплотную. Ему вновь незнакомо понятие личного пространства. Хотя о чем это я? Он прижимал меня к стене и бесстыже целовал, не зная моего имени. Какое еще личное пространство?

      – Много на себя берешь. Я лишь забочусь о репутации моей семьи. А ты, Лиззи, совсем как глупый мышонок среди прожженных и ушлых крыс.

      Снова глупая?

      Филипп заставляет меня вжаться в стену. Слиться с ней и снова ощутить свою никчемность.

      И правда, мышонок. Сердце готово остановиться в любую секунду от страха.

      – Да и как не присмотреть за сводной сестрой?

      – Держись от меня подальше, Шахов, – бросаю сквозь зубы.

      Его рука вновь касается моего тела, прожигая даже толстую пряжу свитера.

      Толкаю