Фортуна Элла Хейса. Владимир Колабухин

фигуру Славика Румянцева. Слоняется туда-сюда… Прячу фиалки за спину: только бы он не увидел их.

      Румянцев тоже узнаёт меня, останавливается.

      – Здравствуйте, – говорит он и счастливо улыбается.

      – Привет, – нехотя выдавливаю из себя. – А где же ваши цветы?

      – Цветы? – удивлённо переспрашивает Румянцев. – Ах, цветы!.. Они у Лены. Она всегда так радуется им.

      – Значит, вы уже от неё? – Злость буквально распирает меня. – Тогда что же всё у подъезда топчетесь?

      – Румянцев вспыхивает и, запинаясь, отвечает:

      – Вот… Не хочется… Уходить не хочется…

      – Ну-ну, – насмешливо говорю я. – Побродите под окнами, спойте серенаду…

      В глазах Румянцева растерянность. Он озадаченно спрашивает:

      – Зачем вы так?

      А мне и самому неудобно за издёвку. Парень он, как парень… Чего на него взъелся? И какое мне дело, кто кому дарит цветы и почему их принимают.

      – Простите, Славик… Всего вам хорошего.

      Боком проскальзываю в подъезд и на своём этаже выбрасываю фиалки в мусоросборник. На душе делается так тяжело, будто вместе с цветами выбросил ещё что-то, дорогое-дорогое, без чего и жить нельзя, наверное. Осторожно, стараясь не греметь, вставляю ключ в замок, открываю дверь и почти на цыпочках крадусь в свою комнату.

      Но не тут-то было. Стремительно распахивается дверь кухни, и в проёме возникает Елена.

      – Добрый вечер!.. Что такой пасмурный?

      – Разве? – спрашиваю с напускным удивлением. И, не сдержавшись, сердито выпаливаю:

      – Зато второй, у подъезда, млеет от счастья.

      Весёлые искорки в глазах Елены гаснут. Она смотрит на меня непонимающим взглядом.

      – О ком ты говоришь?

      Кажется, она действительно не понимает, в чём дело. Но мне не хочется вдаваться в объяснения, и я молчу.

      Лицо Елены становится задумчивым.

      – Слушай, Владик, – тянет она слова, впервые называя меня по имени. – Уж, не ревнуешь ли ты? Вот не ожидала!

      А ведь в точку попала. И для меня это ужасное чувство – полнейшая неожиданность. Ишь, какой Отелло выискался!

      Порываюсь скорее ретироваться, но Елена сердито останавливает:

      – Нет, Демичевский. Давай договоримся: мои друзья – это мои друзья…

      Скрип двери заставляет её умолкнуть. В коридоре появляется встревоженная Екатерина Ивановна.

      – Леночка, милая… Что тут у вас?

      Лена бросает на меня обиженный взгляд и, не ответив, уходит. Смущённо смотрю на Екатерину Ивановну, она – на меня.

      – Владислав Викторович, что случилось?

      – Ничего, – поспешно заверяю я. – Так, поговорили… Вы не беспокойтесь.

      Она недоверчиво качает головой и торопливо возвращается в комнату.

      Мне делается совсем нехорошо. Ну что я за остолоп такой! Сам себе всё испортил.

      Так и засыпаю с гнетущим чувством чего-то тяжёлого, почти непоправимого. С тем и просыпаюсь, весь в холодном поту от мучивших во сне кошмаров. В мыслях