Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк

невольно рассмеялся.

      – Иной раз могут принять и за другого. Все-таки это опасно.

      – Ну, знаете ли, сударь! – воскликнул кельнер. – Говорят, ковырять в носу тоже опасно.

      – Да, но за это не полагаются каторжные работы.

      Кельнер осторожно помассировал свой нос, но не стал ковырять в нем.

      – Ведь я желаю вам добра, – сказал он. – Насмотрелся я этих дел вдоволь. Знаю, что к чему. Мертвый австриец – это все-таки самое реальное.

      Оба торговца паспортами пришли к десяти часам. Один из них, юркий человечек с птичьими глазками, завел разговор. Второй, грузный и расплывшийся, присутствовал при сем и молчал.

      Первый достал немецкий паспорт.

      – Мы навели справки у своих деловых партнеров. Вы можете получить этот паспорт оформленным на вас. Описание личных данных стирается, вместо них проставляются ваши. Конечно, кроме места рождения. Придется вам согласиться на город Аугсбург, – он указан на печатях. Но это обойдется вам на двести шиллингов дороже. Прецизионная работа, сами понимаете.

      – Таких денег у меня нет, – сказал Штайнер. – Да мне и не важно, чтобы в паспорте было мое имя.

      – Тогда берите его в таком виде. Заменим только фотографию. Краешек печати на фотографии сделаем бесплатно.

      – Все это ни к чему. Я хочу работать. А с таким паспортом ничего не получится.

      Птичьеглазый пожал плечами.

      – Тогда остается только австрийский паспорт. С ним вы сможете работать.

      – А если поступит запрос в полицейский участок, выдавший этот паспорт?

      – Да кто же станет запрашивать? Лишь бы вы ничего не натворили.

      – Триста шиллингов, – сказал Штайнер.

      Птичьеглазый изумленно отпрянул.

      – У нас твердые цены, – заявил он обиженным тоном. – Пятьсот и ни на грош меньше.

      Штайнер молчал.

      – За немецкий мы бы еще могли что-нибудь уступить. Немецкие паспорта встречаются чаще. Но австрийский паспорт – редкая вещь. Да и зачем, собственно, австрийцу паспорт? На родине он ему не нужен. За границу мы почти не ездим. Особенно при таких валютных ограничениях! Пятьсот шиллингов – это все равно что даром отдать.

      – Триста пятьдесят.

      Собеседник Штайнера начал горячиться.

      – Да я же сам заплатил триста пятьдесят скорбящей семье покойного! Вы и не представляете себе, каких мне это стоило трудов! А накладные расходы! Люди очень дорожат подобными реликвиями, и они обходятся недешево! Только засыпали свежую могилку, а ты тут как тут, дескать, подавай документ! Приходится выкладывать на стол полновесную монету! Только наличные осушают слезы и умеряют скорбь! Ладно, четыреста пятьдесят, хоть это и против наших интересов. Просто вы нам симпатичны.

      Сошлись на четырехстах. Штайнер достал из кармана фотографию – днем он снялся в автомате за один шиллинг. Взяв ее, они ушли. Через час принесли паспорт. Штайнер расплатился и спрятал его.

      – Желаю счастья! – сказал птичьеглазый. – И вот еще что: когда срок годности паспорта истечет, мы сможем его продлить. Смоем дату и напишем