Возлюби ближнего своего. Эрих Мария Ремарк

президент Чехословакии и тот не спрашивал.

      – Его я и не жду, – сказал Керн.

      Он поднялся по лестнице. Странно все-таки, что от отца нет никаких известий. Может, он уехал из города. Или схвачен полицией. Керн решил подождать еще несколько дней, а затем снова наведаться на квартиру к госпоже Эковски.

      Войдя в свою комнату, он застал там Рабе – мужчину, кричавшего ночью. Тот раздевался.

      – Уже ложитесь? – спросил Керн. – Ведь девяти еще нет.

      Рабе кивнул.

      – Для меня это самое разумное. Посплю до двенадцати. Именно в полночь у меня все и начинается. В это время они обычно приходили за нами в бункер… А потом часа два сижу у окна, принимаю снотворное и ложусь. Получается довольно неплохо.

      Он поставил около своей постели стакан с водой.

      – Знаете, что меня больше всего успокаивает, когда ночью я сижу у окна? Читаю самому себе стихи. Старые стихи. Учил их еще в школе.

      – Стихи? – удивился Керн.

      – Да, совсем простенькие. Вот, например, песенка, которой убаюкивают детей:

      Я устал, хочу уснуть,

      Лечь в постель, глаза сомкнуть,

      Пусть, лелея мой покой,

      Бог склонится надо мной.

      Если я плохой был днем,

      Боже, ты забудь о том,

      Иисус страдал за всех

      И загладил каждый грех.

      В полумраке комнаты Рабе, сидевший в одном белье, казался каким-то усталым и добрым привидением. Медленным, монотонным голосом он произносил слова колыбельной, уставив потухшие глаза в ночь, раскинувшуюся за окном.

      – Стихи меня успокаивают, – повторил он и улыбнулся. – Не знаю почему, но успокаивают.

      – Возможно, – сказал Керн.

      – Это звучит просто дико, но стихи меня действительно успокаивают, и на душе становится легче, как будто я снова дома.

      Керну стало не по себе, точно его охватил озноб.

      – А я никаких стихов наизусть не помню. Все позабыл. Мне кажется, после моих школьных лет прошла целая вечность.

      – И я думал, что забыл стихи. А теперь, представьте, начал припоминать.

      Керн вежливо кивнул и поднялся. Ему захотелось выйти из комнаты. Тогда Рабе заснет, и не надо будет больше думать о нем.

      – Если бы только знать, чем заполнить вечер! – сказал Керн. – Вечер – вот самое проклятое время! Читать мне уже давно нечего. А торчать внизу и в сотый раз повторять, до чего же, мол, было хорошо в Германии и когда же, наконец, там все изменится, – этого я тоже не хочу.

      Рабе сел на кровать.

      – Пойдите в кино. Лучший способ убить вечер. Правда, потом не помнишь, что видел, но по крайней мере хоть во время сеанса ни о чем не думаешь.

      Он снял носки. Керн задумчиво глядел на него.

      – Кино, – проговорил он. Вдруг ему пришло в голову пригласить в кино девушку из соседней комнаты.

      – Вы знаете постояльцев нашего отеля? – спросил он.

      Рабе положил носки на стул и зашевелил пальцами ног.

      – Кое-кого знаю. А вам зачем? – Он разглядывал свои ступни, точно никогда их не видел.

      – Вот ту, что живет рядом, знаете?

      Рабе подумал.

      – Там