Он и Я. Елена Тодорова

скорее оказаться в одиночестве и попытаться осмыслить происходящее.

      – Иди.

      Прикрыв дверь, зачем-то задерживаюсь. Снова подслушиваю, хоть и знаю, что таким путем ничего хорошего для себя не открою.

      – Я ведь не должен говорить, что этот брак – обычная фикция? Тронешь мою дочь…

      – Об этом можете не волноваться. Не проблема.

      – Значит, решили.

      9

      Почему я не пытаюсь в открытую противиться воле отца? Сама не понимаю. Наверное, после всех событий в шоке нахожусь. Не могу объяснить, что именно перебило мне хребет. Из комнаты практически не показываюсь. Завтракаю, обедаю и ужинаю в одиночестве. Родной дом все больше на тюрьму походит. В самом деле, тени своей бояться начинаю.

      Тарский, как я догадываюсь по скупым полуматерным выжимкам бойцов, которых мне удается то тут, то там подслушать, перед отъездом не на шутку зверствует. Весь боевой состав физически и психологически муштрует.

      Измаявшись от переживаний и смутных предположений относительно грядущих «каникул», выхожу из комнаты, чтобы отправиться в библиотеку за новой книгой. Иван, подскочив с кресла, услужливо за мной плетется.

      Как-то я спросила Таира, почему он приставил ко мне именно этого парня? Знаю, что не самый опытный из всех людей отца.

      Ответ поразил.

      – Потому что он при необходимости тебя собой закроет.

      – Умрет за меня? – расхохоталась я. – Мы же не в американских боевиках…

      – Надо будет, умрет.

      Из-за его холодного тона почувствовала себя пристыженным ребенком.

      – А как ты понял, что сможет?

      – Понял.

      Весь диалог с Тарским. Ничего более, как ни старалась, расспросить не удалось.

      Заслышав голоса, машинально пячусь обратно за угол. Ивана за собой тяну. Прижимая палец к губам, приказываю, чтобы молчал. Он моими выходками уже шлифованный, характером – чистый рафинад.

      Изначально просто на вырвавшихся чертях забавляюсь. Потом и правда интересно становится, когда слышу, что разговор обо мне, родимой, ведется.

      – Все из-за бесовки паскудной, – тихо басит один из идущих громил. Я его имени не помню, но по голосу признаю. – Волкодав, понятное дело, укрыть блатную кровиночку хочет, чтобы не порешили… – громко сплевывает. – Самого Таира с ней отсылает, хотя прекрасно срубает тему: никто его тут полновесно по всем фронтам не закроет.

      – А Таир, сука, тоже… Отказ дать не дал, а сам теперь гоняет свирепого. Бесится втихую. Последнюю шкуру снимает. Будто кто из нас виноват.

      Меня жаром окатывает. В голову так ударяет, боль физическую ощущаю. Но молчу, не выдавая своего присутствия, в надежде услышать что-то действительно весомое.

      – Девка-то – самый сок. Я бы зашлямбил…

      – Думаешь, Таир ее на х** посадить не хочет?

      Оба мерзким хохотом заходятся.

      – Может, и хочет… Кто ж его расколет? А скажи что в глаза, душник, к херам, разберет[1]…

      Разговор стихает, когда они отходят слишком далеко. Я отряхиваюсь, словно это поможет