Кричи громче. Елена Тодорова

ничего зазорного не находит.

      На хрена только выдернул ее с этой свадьбы? Будто черт подбил.

      Совершаю еще несколько попыток ввести код. Начиная сомневаться в собственной адекватности, пробую уже разные комбинации цифр. Ничего, мать вашу, не срабатывает. Очередной резкий гонг рубит восприятие, словно контрольный из дробовика.

      Аппетит на нервах даже у меня не особо развивается, а уж Марусю и вовсе ничего не интересует. Но я все равно несу консервы и какие-то сухари. Заставляю ее есть. Сам периодически перекусываю всякой херней, типа чипсов и печенья. Зато сушняк постоянно, будто после конкретного перепоя. Колой заливаюсь. За два дня язва не откроется, дома буду мамины бульоны хлебать.

      Вот бы поскорее…

      Свет тухнет и на третью ночь. Засекаем время на Машкином мобильнике. Снова это случилось ровно в двенадцать часов. Телефон окончательно садится, но теперь мы знаем, что отключение генератора происходит автоматически. Должно быть, в целях экономии.

      Без света что-то делать невозможно. Темно настолько, что никаких очертаний не обнаружить, сколько ты ни лупись в разложившееся пространство. Глухой мрак, словно в аду. Я там, конечно, еще не был, но предполагаю, что этот долбаный бункер – худшее место на всей планете.

      В понедельник, от той же скуки, шерстю в кладовой и нахожу мощный фонарик. Если его днем зарядить, ночью можно пользоваться. Вот только нам и днем, имея в распоряжении телевизор с DVD-плеером и магнитофон, ничего особо не хочется. А уж когда тухнет свет, такая безнадега накатывает. С головой накрывает. Горло спазмом душит. Иногда кажется, что кислорода меньше становится. Я понимаю, что это нервы, и накручивать себя до каких-то ебучих панических атак вот вообще не стоит. Но моментами так и кроет…

      На четвертый день я, наконец, осознаю, что все же проебываю чемпионат. Не конец света, конечно. Но, сука, досадно, пиздец как.

      Едва врубается свет, сдергиваю Марусю с кровати.

      – Давай, святоша. Соберись, мля, – убираю с лица растрепанные пряди волос. Надо ее причесать, наверное. Сама же потом, когда Ридер приедет, ныть станет, что вид не товарный. Перфекционистка, черт подери. – Давай, красота! Отнесемся к этому заключению, как к крутому приключению. Мы же о чем-то подобном фантазировали, когда смотрели все эти тупые американские триллеры.

      – Еще скажи, что это самое лучшее, что могло с нами случиться, – Машка не разделяет моего энтузиазма. Губы дует. Нижнюю впору пальцами подбирать. Или языком… – Так обычно говорят герои этих самых тупых американских фильмов, перед тем как поехать кукушкой и начать мочить друг друга.

      – Стоп. Не туда тебя, Маруся, понесло, – сдавливая пальцами ее подбородок, буром пру, чтобы лицом к ней прижаться. Она от такой резкой облавы прерывисто выдыхает, а я, вдохнув, с трудом сглатываю, но продолжаю клеить самоуверенного придурка. – Это как пионерский лагерь. Только для взрослых, ага, – закусывая губу, подмигиваю. – Веселье начинается!

      – Что именно ты предлагаешь?

      – Для начала, с сегодняшнего дня я ввожу свод правил. Первое: никаких слез. Никаких, блядь, слез! Слышишь