Потустороннее в Ермолаево. Елена Ликина

вихри.

      Анна ещё завтракала, а бабка уже собралась, положила перед ней бумажку.

      – Пойду я. А ты, Аннушка, бутылку собери. Я тебе тут написала слова, что сказать нужно. После того, как пробку воском запечатаешь. Всё поняла?

      – Я с вами хочу! Можно?

      – Зачем, деточка? Опасно это. Или позабыла каков бУка?

      – Я в стороне постою. Мешать не стану. Очень уж любопытно!

      – Тебе оберег закончить нужно. Им займись.

      – Я всё равно пойду! За вами следом.

      – Вот ведь настырная! Мало тебе было прошлого раза? Смотри, не пожалей после. Одевайся, раз решила. Я на улице ждать стану.

      На улице подле бабы Они стояли «девчата» – две женщины лет за пятьдесят, укутанные в платки по самые глаза.

      Та, что пониже, немного в теле, назвалась Матрёшей. Высокая и худая представилась Тосей.

      Обе, не таясь, разглядывали Анну. Одна с благосклонной улыбкой, вторая с откровенным неодобрением.

      – Ты зачем девчонку с собой тащишь? – недовольно буркнула высокая Тося. – Приманкой будет?

      – Да ладно тебе! Пусть идёт. Премудростям научается, – милостиво разрешила Матрёша.

      Анна хотела нагрубить, но смолчала. Решительно пошла за всеми по утоптанной тропе.

      Прежде чем войти в калитку, достала Тося мешочек. Черпнула из него горсть сухого порошка, обсыпала всех с головы до ног. От неожиданности Анна вдохнула душистую колкую пыль и раскашлялась до слёз.

      – Сейчас пройдёт. – баба Оня участливо постучала Анну по спине. – Это материнка толчёная, чтобы не почуяла нас неизвестная жиличка раньше времени. Мы теперь для неё вроде как невидимые сделались. Так с ней проще справиться.

      Повернувшись к Тосе, она попеняла сердито:

      – Предупреждать надо! Чуть девчоночку не напугала.

      – Девчоночка знала, куда шла. Пускай теперь приноравливается!

      – Всё-таки вредная ты, Таисия!

      – Уж какая есть!

      – Хватит вам уже, давайте делом займёмся, – перебила Матрёша. – Пошли в дом. Аня, ты ступай в серединке, за Оней сразу. Идти старайся след в след. Не выбивайся в сторону. Поняла?

      Анна кивнула, и процессия медленно двинулась к крыльцу.

      Дверь была приоткрыта. Баба Оня трогать её не стала, с неожиданной ловкостью проскользнула в неширокий проём. За ней осторожно последовали остальные.

      Выстуженные сени вели в небольшую комнатёнку – полупустую, грязную и очень холодную. Развалившаяся печь выступала из угла, на боку валялась табуретка, а больше ничего здесь и не было, разве что обильные заросли паутины повсюду. Бормоча себе под нос, баба Оня двинулась к замызганному окошку. Тося высматривала что-то на потолке, водила над головой руками, шептала. Матрёша же опустилась на колени, пригнулась к самому полу и стала по собачьи принюхиваться. Зрелище было жутковатое. Анна невольно подумала, что тётка и сама сейчас смахивает на нечисть. Матрёша нюхала и нюхала, и, наконец, махнула рукой в угол, что напротив печи. Там, плотно пригнанная к доскам, находилась ляда, закрывающая вход в подвал. Открывать её не стали