Потустороннее в Ермолаево. Елена Ликина

да перед глазами ухмылялся мерзкий дед.

      После бабкиной ворожбы полегчало немного, с трудом, но смогла произнести Анна слова вопроса.

      Баба Оня слова те будто поймала – ловко руками схлопнула у Анны перед лицом и опять к печи. Склонилась над горящими полешками, над веселым огнём, и из рук будто сбросила что-то на них.

      Ох и взвился огонь! Загудел, полыхнул синими искрами!

      И далёкий голос так разочарованно, так дико взвыл напоследок:

      – Одолела!.. Сильна-а-а!.. Одолела-а-а-а…

      Почти сразу отпустило Анну, исчезла тяжесть, что плитой давила на грудь. Легко её стало, свободно! И вопрос больше не донимал, и деда видеть перестала. Вздохнула она глубоко и расплакалась от облегчения, от запоздалого страха.

      – Где ж ты бука повстречала, Аннушка? – встревоженно принялась расспрашивать баба Оня. – Мы ж перекрыли всё. Дорогу ему замкнули.

      Анна и рассказала про домишко на окраине и чуднУю про бабку.

      – На опушке дом? На выходе к лесу? – нахмурилась баба Оня. – Он давно заброшенный стоит. Не живёт в нём никто!

      – Дом похож на заброшенный, – согласилась Анна. – Вот только непонятную бабку я там уже второй раз видела. Когда гуляла в день приезда, и сегодня.

      – Может, она не в доме живет? Со стороны пришла? – допытывала баба Оня.

      – Не знаю. Сегодня она с буком перед двором стояла, а в прошлый раз наоборот – из-за забора за мной следила. Со двора.

      – Следила?

      Анна кивнула.

      – Она потом как-то сразу исчезла. Я ещё подумала, что она… Ну, не совсем нормальная. Одежду оставила, а сама ушла.

      Баба Оня слушала Анну и всё больше мрачнела.

      – Вот ведь угораздило! Выходит, почти в самой деревне, на виду, обосновалась неизвестная нечисть. Я сейчас к соседям сбегаю, поделюсь новостью. А ты поешь – пельмешки в печи томятся. В чугунке. Сама достанешь?

      – Достану.

      Неудобно было хозяйничать в чужом доме. Но раз бабка разрешила…

      Анна с аппетитом поела распаренные в масле пельмени. Прибрала за собой посуду, вытерла стол, подмела. После поставила чайник, стала искать заварку на полочке. Хозяйничала сама – кика ей не помогала.

      Баба Оня вернулась задумчивая, тихая. На молчаливый вопрос Анны лишь махнула рукой.

      – Пока без новостей. Мы с девчатами прошлись туда. Посмотрели издали, мельком. Будто не знаем ничего. Дом тёмный стоит. На снегу возле калитки снег не утоптан. Завтра поутру основательней проверим. Тогда и решим, как дальше быть.

      – Может, к дому бездомная бабка прибилась? И скрывается. Чтобы не прогнали?

      – И бука её не тронул, только разговоры разговаривал? Быть такого не может.

      Баба Оня подошла к печи, поворошила угли.

      – Поела пельмешек?

      – Спасибо. Было очень вкусно!

      – Давай теперь чайку попьём. Замёрзла я что-то. И кости ломит – верный знак, что погода меняться станет. Ты бутылку выставить не забудь. В третий раз-то. Нынче ещё луна выйдет.

      Позже, пристроив бутылочку на ступенях, Анна залюбовалась луной – такая