Хвост. Алек Янц

взбесится еще…

      Мышь вытащила непрерывно жужжащий телефон. Двенадцать пропущенных от Мамочки, и еще один на подходе. Вот же въедливая женщина! Ладно. Здесь вроде само всё как-то…

      – Че, че пришел-то? Потрепаться или как? Че, как дела-то? Шкуру нашел?

      – Дядя…

      – Да, Мамочка! Прости, что долго не отвечала! Да мы заучились просто… да, да, постараюсь вернуться не поздно, но ты же знаешь, я как за химию сяду… прости, пожалуйста. Нет, не надо Подружке писать, лучше мне. Нет, я… ладно, хорошо. И я тебя. Давай.

      Она торопливо набрала Подружке.

      МЫШЬ: Если Мамочка напишет, можешь ответить, что я у тебя? Типа готовимся к Мучильне.

      Та была в праве начать задавать вопросы, вообще отказаться – стремно так подставляться в небольшом Селе, от одного конца которого до другого меньше двух часов пешкодралом – но Подружка ответила коротко и лаконично:

      «Ок».

      Замечательный друг.

      Из дома выскочила Нурька, обежала вокруг кривого куста, потерлась о него и посеменила к Мыши. Хотелось погладить это несчастное существо, пожалеть его, но как-то вспомнились слова Яна о блохах и заразе… а собаке и этого было достаточно – того, что на нее смотрят, что уделяют ей внимание, и под взглядом Мыши она вся извертелась, обпрыгалась, даже на спине повалялась, показывая истощавшие плешивые бока. Так странно. Если бы в Мышь кинули банкой, она бы, наверное, расплакалась. А Примату даже понравилось. Нагулянный… ха, ладно, тогда понятно, почему они с дядей они совсем не похожи. И темперамент у Яна совсем не восточный… и она пришла сюда, чтобы ему помочь. Вряд ли он это забудет.

      Мышь блох боялась, зато ничего не боялся хвост. Он игрался с псинкой, дразнил и щекотал его, а та визгливо попискивала, катаясь по земле. Ему так… спокойно. Даже странно. Неужели семейные конфликты правда можно решить так легко, просто подобрав нужные интонации и громкость?

      – Нурька, Нурька, как тебя, Айнур, да? Хорошая, хорошая…

      Мышь наклонилась к ней – да ладно, не напрыгнут же за один раз, но тут из дома раздался грохот, потом вскрик, и полился безотборный смешавший в себе два языка мат.

      – НУРЬКА! ОТГРЫЗИ ЕМУ ЧЛЕН! КО МНЕ, СУКА!

      Псинка, взвизгнув, пулей бросилась в дом, и буквально через секунду оттуда вылетел Ян, за ним – Соперница, а за ними понесся в след крик:

      – ЕЩЕ РАЗ УВИЖУ, ПАДЛА, ХРЕНА ЛЫСОГО ТЫ У МЕНЯ… ПШЛА, СУКА!

      Нурька, как ошпаренная, пронеслась мимо них, Ян за ней, рывком распахнув калитку и чуть не задев Мышь. Он не оглядывался. Будто его преследовали. Будто Примат вообще способен встать и покинуть свою берлогу.

      – Что происходит?! – Мышь пыталась угнаться за ними, а Соперница – за Яном.

      – Подожди, ну, пожалуйста, эй, Ян, ну Ян! Нуря, Нуря, ко мне, ко мне, хорошая, Ян, постой!

      – Сука!

      Ян затормозил резко и долбанул кулаком о стену какой-то будки. Полетела известка, оставила след на руке, и это же больно, наверное, эй… Ян стоял, держась за стену, тяжело дыша, хвост хлестал его по рукам и ногам – боже, это точно очень больно, Мышь даже видела красные следы, видела ранки, вскрывшиеся в некоторых местах… и на щеке у него медленно набухала гематома.

      Соперница