Хвост. Алек Янц

собачке, и та радостно бросилась за ним, виляя облезлым хвостом. Девушки двинулись следом, держась на расстоянии. Обе понимали: сейчас лучше не лезть. У Яна достаточно собеседников.

      – Он тебя вообще кормит? Сволочь. А сама? Хоть бы за ногу тяпнула, отвали, не лезь…

      Дом дяди действительно оказался недалеко. Они остановились перед железным забором, настолько ржавым, что казался коричневым, хотя Мышь видела пробивающиеся участки зеленой краски. У самого входа Нурька припала к земле животом и заскулила.

      – Я тоже не хочу, – сказал Ян. Псинка заскулила громче, – давай, иди. Он твой хозяин, в конце концов.

      – Может, взять ее на ручки? – предложила Мышь.

      – И подцепить заразу? Кто-нибудь, суньте руку через забор, там засов внутри.

      Когда они ступили на заросшую территорию, Мышь последовала-таки примеру Яна – поджала руки брезгливо, стараясь избегать любых предметов окружения и жалея, что не умеет левитировать. Она не была помешана на чистоте, но в подобных местах даже ощущала себя чистоплюйкой, невольно задаваясь вопросом: «как можно так жить?»

      Нурька тут же присела у высокого стебля, торчащего между вывороченных камней разваленной тропинки.

      – Ой, – пискнула Мышь, – ничего?

      – Ему плевать, – ответил Ян.

      На крошечной территории с трудом умещались две покосившиеся постройки: дом, съехавший как-то в бок, и гараж, съехавший на дом. Второй был таким старым на вид, что, казалось, вот-вот обрушится на жилое здание. Зато под промятой крышей стояла на удивление дорогая, пусть и грязная, как все вокруг, машина. Увидев ее, Ян как-то даже весело фыркнул и остановился перед тем, что закрывало вход в дом: не дверь даже – мерзко-желтая, как моча, занавеска, состоящая из кусков. Мышь видела такую только у бабушки на кухне, но та была белая… и почему-то сразу становилось ясно: такой цвет – вовсе не дизайнерский ход. Соперница великодушно отодвинула перед Яном это чудовище, но тот все равно, прежде чем войти, зажал рот рукой и тяжело вздохнул.

      – Ну, прям как в детстве. Заходите.

      Все трое крепко держали хвосты. Казалось, если отпустить, те прилипнут к поверхности, к этой занавеске, этим трем скрипучим ступенькам, к этому проссанному ковру и развороченной подставке для обуви – прилипнут и придется остаться здесь, на Горе, в доме как будто бы давно покинутом, однако, совершенно очевидно, жилом. Как минимум, в углу копошился паук – Боже, лишь бы Ян не увидел.

      – Где он? – спросила Соперница, невольно понизив голос, когда они столпились перед огромным шкафом, занимающим большую часть коридора. Нурька пронеслась сквозь занавеску и плюхнулась на коврик, вжавшись в стоптанные кеды.

      – Там же, где и всегда, – Ян намотал хвост на руку еще одним кругом, – с дивана его не стащишь. Все, можно я пойду?

      Мышь не была уверена, что он дышит: здесь воняло намного сильнее, чем снаружи. В подобных запахах никогда не поймешь, что перевешивает: экскременты ли, старость ли, равнодушие ли ко всяким приличиям, но Ян… он определенно различал все оттенки.

      – Нурька!