Хвост. Алек Янц

этом. Пшел.

      Толстушка со скрипом подвинула стул, но за маленьким столиком все равно не было места.

      – Взять тебе торт? Только у них ягодные остались и все…

      – Я бы не рисковал, – влез Хач, – на кухне наверняка антисанитария.

      – Не будь, как Ян.

      – Он здесь ел, – тихо сказала Мышь. Она была не уверена, что может нормально говорить, не была уверена, что голос звучал нормально… и уже сомневалась, что вообще должна была приходить. Над столиком витала странная атмосфера, своя, личная, и, хотя место Яна пустовало, он все равно как будто был здесь. А, ну да. Они же друзья. У Мыши с Подружкой вот такого никогда не было, – спросил, как я отношусь к клубничке.

      Ха, ха, ладно, это вообще нихрена не смешно, и они, конечно, тоже не засмеялись, только посмотрели удивленно, будто не поняли, зачем это было сказано, блин, Боже, ладно, лучше она заткнется.

      «Да, лучше тебе заткнуться».

      – У вас здесь всегда так многолюдно? – спросила Толстушка. Мышь через плечо обернулась в зал, но заметила только пару человек, сидящих под одному… ну, и группу подростков в углу: Давалку с Мажором их вечную свиту.

      – Суббота. Выходной, – ответила Мышь, и Толстушка как-то неопределенно дернула плечами.

      – А.

      «Лучше тебе заткнуться. Она не с тобой говорила. И хвост тебе вчера показался. Потому что ты дурная».

      – Я просто не очень люблю людей, – Толстушка отпила из чашки, и Хач передернулся, – особенно, когда много.

      – Почему?

      «Навязчивая, ой, какая ты навязчивая и надоедливая…»

      – Ну, раньше бы сказала – не знаю, но на самом деле меня просто однажды в супермаркете потеряли. Прямо перед Новым Годом. Все эти полки высокие полки с банками, гремящие тележки, а главное, куча людей, и все бегут, бегут, ни на кого не смотрят, толкаются…

      – Понимаю.

      «Ни черта ты не понимаешь. Зачем делаешь вид, что сочувствуешь? Думаешь, твоя ложь не заметна? Ты не сможешь с ними подружиться. Тебе это и не нужно».

      – Я стояла, – продолжала Толстушка, – вокруг были все эти люди, и мне было так страшно, что я даже не могла закричать. Слышала издалека, как мама зовет, но боялась, что, если подам голос, меня кто-нибудь схватит и утащит. Не хочу снова испытать то чувство.

      – А я в детстве спалил квартиру, – сказал вдруг Хач, – с тех пор всегда проверяю плиту. И воду. И дверь. И ключи.

      Они улыбнулись друг другу как-то грустно и слишком понимающе. Руки Мыши сами нашли салфетку и разорвали пополам.

      – А ты? – спросил Хач.

      – Что, я?

      – Почему ты?..

      – Тагарчик, помолчи, – оборвала его Толстушка, – мы же договаривались.

      – Прости. Взять тебе что-нибудь?

      Почему они все пытаются ее угостить? Она что, выглядит настолько жалкой?

      «Не забывай, что ты из бедной семьи, тупица. И в Столовку не ходишь, потому что денег нет. И свитера одни и те же из года в год носишь. Ты действительно жалкая».

      – Лучше не надо, – сказал Хач.

      – Что?

      Он