Наши за границей. Николай Лейкин

будят тебя, ежели ты спишь, чуть не за ноги тебя со скамейки стаскивают то за тем, то за другим, а здесь более получаса в какой-то Гамбург едем – и ни одна кондукторская бестия не показывается! В Гамбург! На какой пес, спрашивается, нам этот Гамбург! – горячился Николай Иванович, но, увидав уже рыдающую жену, понизил голос и прибавил: – Не реви… Утри глаза платком и сиди без слез…

      – Как же я могу утереться платком, ежели у меня в носовом платке котлеты! Ведь весь платок у меня в подливке. Сам же ты в Кенигсберге на станции в мой носовой платок котлеты с двух тарелок вывалил, – отвечала жена.

      – Вынь из саквояжа чистый платок. Нехорошо в слезах. Вон немец смотрит.

      – Да ведь саквояжи-то в том поезде остались.

      – Тьфу!.. И то… Совсем спутался. Вот наказание-то! Ну возьми мой платок и вытрись моим платком.

      – Лучше же я кончиком от своего платка… Кончик не замаран.

      Глафира Семеновна поднесла платок с котлетами к глазам и кончиком его кое-как вытерла слезы. Николай Иванович увидал котлеты и сказал:

      – Давай же съедим по котлетке-то… Есть смерть хочется…

      – Съедим, – прошептала Глафира Семеновна, раскрывая платок. – Вот тут и протертый картофель есть… Только хлеба нет. Хлеба забыла взять.

      Супруги принялись есть котлеты. Вошел кондуктор визировать билеты, увидал у супругов не те билеты, заговорил что-то по-немецки и наконец, возвыся голос, раскричался.

      – Weg, weg! Sie müssen bald umsteigen und die Strafe zahlen[25], – кричал он.

      – Про штраф говорит. Штраф возьмут, – пробормотал Николай Иванович жене и, обратясь к кондуктору, спросил: – Да геен[26] – то все-таки можно? Из вагона-то можно геен?.. Выпустят нас на станции?

      – Кан ман на станции веггеен?[27] – поправила мужа жена.

      – О, ja… ja… Bald wird die Station und Sie, müssen dort[28].

      – Что он говорит? – интересовался Николай Иванович.

      – Говорит, что сейчас будет станция и нас высадят.

      – Ну слава тебе господи!

      Поезд уменьшал ход и наконец остановился. Супруги не вышли, а выскочили из вагона, словно из тюрьмы. Кондуктор сдал их начальнику станции, свистнул, вскочил на подножку вагона, и поезд опять помчался.

      VI

      Николай Иванович и Глафира Семеновна стояли перед начальником станции, совали ему свои билеты и ждали над собой суда.

      – Вот, хер начальник станции, ехали мы в Берлин, попали черт знает куда, – говорил Николай Иванович, стараясь быть как можно учтивее, и даже приподнял шляпу.

      Начальник станции, длинный и тощий, как хлыст, немец в красной фуражке и с сигарой в зубах, сделал ему в ответ на поклон под козырек и, не выпуская из зубов сигары, глубокомысленно стал рассматривать сунутую ему книжку билетов прямого сообщения до Парижа.

      – Бите, загензи, вас махен? Вас махен?[29] – спрашивала, в свою очередь, Глафира Семеновна.

      – Ага! Заговорила по-немецки! Заставила нужда калачи есть! – воскликнул Николай Иванович,

25

Прочь, прочь! Вы должны пересесть на другой поезд и оплатить штраф.

26

Идти.

27

Можно… уйти?

28

О, да… да… Скоро будет станция, и вам туда.

29

Пожалуйста, скажите, что делать? Что делать?