Наши за границей. Николай Лейкин

Аквариум не может быть без крокодил и змея, рыбы и амфибиен…

      – Врете вы, может. У нас в Петербурге есть «Аквариум» без крокодила и без змеи. Даже и рыбы-то нет. Плавает какой-то карась с обгрызенным хвостом да две корюшки – вот и все.

      – Ну это не настоящий аквариум.

      – Врете. Самый настоящий. Ваш же немец там оркестром дирижирует.

      – Поешь что-нибудь. Полно козыриться-то, – сказал Николай Иванович.

      – Да ведь гадостью какой-нибудь немецкой накормят. Вот ежели бы щи были.

      – Есть щи, Франц?

      – Нет, щей здесь не бывает. Щи – это только в России.

      – Ну тогда нельзя ли дутый пирог с рисом и с яйцами и с подливкой? Здесь я, по крайней мере, буду видеть, что я ем.

      – Пирог, мадам, русский кушанье. Здесь в Берлин это нельзя.

      – Все нельзя, ничего нельзя. Ну так что же у вас можно?

      – Хочешь, Глаша, сосиски с кислой капустой? Сосисок и я поел бы… А уж в Берлине сосиски, должно быть, хорошие – немецкая еда.

      – А почем вы знаете, чем они здесь начинены? Может быть, собачиной.

      – Я, мадам, могу вам сделать предложение майонез из рыба.

      – Нет, нет, нет. Ничего рубленого. Вместо рыбы змею подсунете.

      – Опять змею? Нет, мадам, здесь змея не едят.

      – Ну, так угря подсунете. Та же змея.

      – Она и стерлядь не ест. Говорит, что змея, – сказал Николай Иванович и спросил швейцара: – Ну можно хоть селянку-то на сковороде сделать?

      – И селянки я есть не стану, – откликнулась жена. – Что они тут в селянку наворотят? Почем я знаю! Может быть, мышь какую-нибудь. В крошеном-то незаметно.

      – Ну поросенка заливного под сметанным хреном. Можно, Франц?

      – Селянка и поросенок, монсье, опять русский кушанье, – дал ответ швейцар.

      – Тьфу ты пропасть! Опять нельзя! Даже поросенка нельзя! Ведь поросенок-то свинина, а вы здесь, немцы, на свинине и свиных колбасах и сосисках даже помешались. Прозвище вам даже дано – немецкая колбаса.

      – Верно. Я знаю. Я жил в России. Но поросенки здесь не кушают. To есть кушают, но очень мало.

      – Отчего?

      – Экономи. Поросенок может вырости в большая свинья. Свинья большая кушают.

      – Глаша! Слышишь? Опять экономия! – воскликнул Николай Иванович. – Ну немцы! Слышишь, Франц, зачем вы умираете-то? Вам и умирать не надо из экономии. Ведь хоронить-то денег стоит.

      Швейцар улыбнулся.

      – Можно, по крайней мере, у вас хоть ветчины с горошком достать? – спросила наконец Глафира Семеновна швейцара.

      – Это можно, мадам. Ветчина с горохом и с картофель и с русский зауэркол, с кислая капуста.

      – Ну так вот ветчины. Ветчины и бульон. Бульон можно?

      – Можно, мадам.

      – Да вали еще две порции телячьих котлет да бифштекс, – прибавил Николай Иванович. – Надеюсь, что это можно?

      – Можно, можно, но только бараний котлет, а не телячий. Телячий нет в карта.

      – Тоже экономи? – спросил Николай Иванович.

      – Экономи, – улыбнулся швейцар.

      – Ах,