Альма. Неотразимая. Тимоте де Фомбель

восклицает тот, – именно! В вас есть тот же шарм, что в старых фрегатах, ещё до Семилетней войны. Великое время. Немного нас осталось, кто его помнит.

      Гардель смахивает стволом графин, и тот разбивается об пол.

      – Вон!

      У лестницы Родриго Маркес Валенсия встречается с хозяином, Леоном Папийяром. Дверь Гарделя уже захлопнулась.

      – Ну что?

      – Всё превосходно, Капилляр, – отвечает испанец.

      – Папийяр, сударь.

      – Верно, Папийяр, а я как сказал?

      – Кажется, был шум?

      – Стакан разбился… По моей неловкости. Вы меня не проводите, Капилляр?

      – Мне нужно кое-что сказать капитану.

      Леон Папийяр в страхе вдыхает поглубже и стучит в дверь.

      Валенсия начинает спускаться по вощёной лестнице. Оказавшись внизу, он кланяется Амелии Бассак:

      – Мадемуазель!

      Она приветствует его, прикрыв веки дольше обычного. Единственный известный ей вид реверанса.

      Испанец поворачивается к юноше в белой рубашке и как будто ищет кого-то взглядом.

      – Он скоро вернётся, – говорит паренёк.

      – Нужно ехать, – вздыхает старик, озираясь. – Мы его не ждём.

      – Ждём. Он вернётся.

      Амелия видит, как старик колеблется, глядит на жёлтый бархат портьеры, потом на тёмную лестницу, потом на умоляющие глаза юноши. Наконец он принимает решение и посылает Амелии обаятельнейшую улыбку; так уже давно не улыбаются – в его взгляде безупречная пропорция досады и снисходительности. Старик тоже усаживается на скамью.

      С первой секунды, как только вошла сюда, Амелия чувствует себя будто в театре.

* * *

      – Капитан?

      Наверху трактирщик Папийяр нырнул во мрак комнаты.

      – Капитан…

      – Оставьте меня в покое!

      – Прошу прощения. Но я должен сообщить вам две вещи. Во-первых, ваша рабыня… Та женщина в конюшне…

      Слышно, что Гардель задышал медленнее. Он поднялся в кровати. Папийяр продолжает:

      – Говорят, она не выживет. И малыш тоже. Роды идут очень скверно.

      Ворчание.

      – Кто говорит?

      – Моя кухарка, которая у половины города принимала роды.

      – Где она, ваша кухарка?

      – Она в порту. Но сейчас вернётся.

      Гардель старается хранить спокойствие. Он не включил ту беременную в проданную испанцу партию. Она – из око. У неё мета песни, хоть уже много недель никто и не слышал, чтобы она пела. Он надеялся, что продаст её вместе с ребёнком уже во Франции и обогатится. Если она умрёт, это будет серьёзная потеря.

      Деревянная нога капитана вновь упирается в пол. Нужно спуститься в конюшню, взглянуть, что ещё можно сделать.

      – И есть ещё второе, – говорит Папийяр.

      – Что?

      – Второе – это…

      В дверь стучат, и она распахивается прежде ответа.

      – Это она, – договаривает Папийяр тише.

      Молчание. Амелия вошла в комнату.

      – Мадемуазель Бассак, – говорит Гардель.

      Он соскочил с кровати. Он не знает, как умудрился тут же