День, когда пала ночь. Саманта Шеннон

булькнула. Она беспокойно оглянулась. Под ее взглядом вся поверхность забурлила, вскипела, подернулась густым паром.

      Тунува выбежала из пещеры. Пока поднималась по лестнице, ребра словно кто-то сжимал в кулаке. Когда из темноты блеснули черные глаза, она остановилась.

      – Нин… – Она встала перед ихневмоном на колени. – Сладкая моя, ты не видела Лалхар?

      – Ее здесь нет. Фарна здесь нет, – ответила Нинуру. – Они ушли с Сию и Елени.

      Тунува застыла, ее огонек заколебался.

      – Нинуру, куда они ушли?

      Ихневмон внимательно взглянул на нее:

      – На восток.

      12

Восток

      Император еще не добрался до Верхнего храма Квирики, когда его обитатели проветрили лучшие постели, отскребли полы и стены, расчистили дорожку в снегу и подготовили внутренние покои. Никто не знал, надолго ли он останется и почему явился без предуведомления.

      – Думаи. Канифа. – Великая императрица вышла к ним на открытый помост. – Готовы ли мы?

      – Да, великая императрица, – ответил Канифа. – Его величество, должно быть, уже на лестнице.

      Великая императрица с непроницаемым лицом сжимала в руках трость. Она редко видела сына с тех пор, как уступила ему, совсем ребенку, трон.

      Горячий ключ успокоился, но протаявший вокруг него снег служил предостережением, как и помутившаяся вода. Один из молодых певцов варил в ней яйца, напевая рабочую песню.

      – В последний раз он кипел столетия назад. Остались записи, – заговорила императрица, поймав взгляд Думаи. – Позаботься о матери. Она сильно ошпарилась. Не отходи от нее сегодня.

      – Да, великая императрица.

      – Канифа, присмотри, чтобы императорскую свиту накормили и устроили. Нам с его величеством многое надо обсудить. – Она выдохнула облачко тумана. – Узнаем, что привело моего сына на гору.

      Унора лежала у себя в комнате. Ее покрасневшие ступни и икры блестели, на коже проступали капли. Она выпила от боли флягу вина и забылась. Думаи воспользовалась этим, чтобы втереть в ожоги мазь.

      – Думаи.

      Тонкие мозолистые пальцы сжали ее запястье. Унора тускло уставилась на дочь.

      – Я… сделала глупость, – выдохнула она. – До твоего рождения.

      – Не разговаривайте, матушка, – рассеянно отозвалась Унора. – Полежите спокойно.

      Унору снова взял сон. Думаи сменила ей повязки на ногах.

      Волосы сбились на подушке. Думаи отыскала шкатулку с имуществом матери – решила достать гребень. Она перебирала пузырьки с маслами, пучки трав, зубочистки, бумажные пробки для месячных.

      Над гребнем ее рука застыла: чистого золота, украшен настоящими раковинками и редким оранжевым перламутром. Таким не распутывают волосы, а украшают прическу. Верно, подарок богатого восходителя, хотя Унора никогда не хранила таких подарков, а уносила их на вершину. Странно, что этот оставила себе. Думаи убрала гребень в уголок шкатулки.

      Император Сейки с малой свитой прибыл на закате. Думаи его почти не разглядела. Не высокий и не малорослый; ни толстый, ни худой. Его приветствовала великая императрица,