Пани Зофья. У вас колесо отвалилось. Яцек Галиньский

спросил он.

      – Вы же не ожидаете, что я вместе с вами буду ползать на четвереньках?

      Боревич взял телефон и сделал несколько снимков пола, после чего поднялся и показал мне экран.

      – Ничего не вижу, – объявила я, рассматривая фотографию паркета.

      – Нечеткий круглый след. – И он обвел пальцем что-то на экране. – Их тут полно. Что это может быть?

      – Костыли! – воскликнула я; меня охватила эйфория. – Это костыли!

      Какая же я дура. Табачная вонь, такая знакомая. Я ее чувствовала чуть не каждый день. В лифте, на лестничной клетке, даже во дворе. Черт.

      – Это безногий! – выкрикнула я.

      – Не понял.

      – Все, буквально все указывает на преступника: взломщик знал меня; следы костылей на паркете – и еще одна зацепка, которой вы вообще не заметили!

      – Какая? – смутился детектив.

      – По всей квартире пахнет сигаретами. Вы что, не чувствуете?

      – Я чувствую, что суп варится.

      – Мне пришлось открыть окно, иначе я бы задохнулась от вони. Вот уж зацепка так зацепка. А я не курю. От меня же не пахнет куревом?

      – И что из этого следует?

      – На моем этаже живет один безногий тип. Алкоголик. Очень подозрительный. У него уже были неприятности с полицией. Курит как паровоз, от него на километр сигаретами несет. А у этих, контрабандных, особенный запах. В лифт с ним лучше не заходить. Ясно же – это он меня обокрал. Я что, сама все за вас должна делать?

      – Я, конечно, с ним поговорю, но это еще не доказательство.

      – У меня к вам вопрос.

      – Так?

      – Вас там много? В полиции?

      – Кадров не хватает, но сколько-то народу наберется. А что?

      – И как вы себя чувствуете среди своих коллег? Уверенно? Может, ваш начальник решил, что обворованная старушка – не такое уж важное дело, и можно ее передоверить какому-нибудь желторотику? Вы же сами сказали: «приоритеты».

      Боревич промолчал. Примерно с этой минуты он утратил мотивацию и перестал быть приятным, зато начал поворачиваться то в одну сторону, то в другую. Класть руки в карманы – для того только, чтобы тут же их вытащить. Он что-то хотел сказать, но промолчал. Мне показалось, что ему стало неуютно в моем обществе.

      – Вы куда это?

      – Опрашивать соседей, – ответил Боревич уже из-за двери.

      Обиделся. И как он с такой чувствительностью собрался делать карьеру в полиции? Я-то человек деликатный, но не все же такие. От людей такого можно наслушаться! Ему нужно научиться терпению, иначе эта работа его доконает.

      Я вышла на лестничную площадку и выкрутила слуховой аппарат на максимум. Боревич стучал в дверь безногого. Господи, какой же он нерешительный! Нет бы распахнул дверь пинком да и вошел – вот как в девятой серии, которую показывали в семьдесят восьмом году. А то стоит, стучит, как хороший мальчик. Безногий-то без зазрения совести мне дверь выломал, вместе с замками – весьма крепкими, – а этот стучится, и всё.

      – Да пните вы хорошенько и высадите дверь. Он же не откроет! – крикнула