На поле танки грохотали. Михаил Константинович Зарубин

мальчика по плечу и нежно прижал к груди. И снова заговорил: то возмущенно краснея, то бледнея от страшных воспоминаний, то смахивая слезу, то скорбно смолкая.

      – Помню, как сейчас. Лето, жара, мы в танке, как вареная картошка. Уже воды в организме нет, все в пот ушло. Кровь до того загустела, что в ушах не шумит, а стучит молотком. В районе переправы Калача был организован контрудар по немецким соединениям, прорывающимся к Дону. Ноу нас, как всегда, часть танков переправилась, а большая часть отстала. Пришлось нам отдуваться за отставших.

      Веду танк по полю на максимальной скорости, маневрирую то влево, то вправо, запутываю вражеских наводчиков, не даю гадам произвести прицельные выстрелы по моей машине. Но все равно достается, удары сыплются по обоим бортам.

      Молю Бога, чтобы только в ходовую не попали, только бы дотянуть до немецких пушек. А уж там – мы погуляем!

      Наши танки ведут огонь из пушек и пулеметов. Надеюсь, что и немцам радости было мало, когда на них перла лавина советских танков.

      До пушек добрались, но и многие наши танки остались недвижимы в поле, полыхали огнем, заволакивали небо черными дымами.

      – А почему наши то горели? Они ведь непобедимые, – с глубоким чувством выкрикнул Мишка.

      – Потому и горели, что бой шел, а снаряд пути не выбирает, куда пошлют, туда и летит. Попал, и стоп машина.

      – А наши танкисты тоже гибли, Павел Иванович? – огорченно спросил паренек.

      Тракторист потрепал его по макушке, взъерошил волосы и печально сказал:

      – Гибли, Миша. Погибали страшной смертью, заживо горели. А бывало, приходилось нам и в штыковую атаку вместе с пехотой ходить. Тоже страшно. Через ливень пуль идти, не сгибаясь, видя звериные оскалы и полные ненависти волчьи глаза фашистов. Все было. Вот сейчас модно говорить, что простой немецкий солдат не виноват, что его заставили с нами воевать. Ты бы видел этих «простых» завоевателей, с какой жестокостью они вырывали куски нашей земли, убивали без необходимости тысячи мирных людей, никогда не забуду их зверства.

      Тракторист почему-то резко отвернулся. Мишке, воспитанному на киношной героике, на победных атаках, было невдомек, что его большой, сильный друг сейчас утирает слезу.

      Но торопить рассказ тоже не стал. Дождался, когда Павел Иванович заговорил сам.

      – Да, кругом война. Наши танки «КВ» – мощные махины горели порой, как огромные костры. После каждого боя друзей хоронили.

      На этих словах не выдержал Мишка и уткнулся в плечо своего друга. Павел Иванович нежно гладил по голове своего юного, прижавшегося к нему собеседника, словно ищущего защиты от грядущих ужасов и бед. А потом ойкнул.

      – Ой, Мишаня, ты придавил мою больную руку.

      Мишка сразу отпрянул, быстро отодвинулся, застеснявшись своей слабости.

      Павел Иванович улыбнулся. Но от последовавшего вопроса оторопел.

      – Павел Иванович, а ты с моим отцом воевал?

      – С твоим отцом? С чего ты взял?

      – Но он тоже за Сталинград бился.

      – Нет, вместе