Гамлет. Уильям Шекспир

за рытьем могилы! Не усвоил, что ли, этот малый, чем занят?

      ГОРАЦИО:

      Наоборот – освоился, занятие-то привычное.

      ГАМЛЕТ:

      Пожалуй. Щепетильничает рука, не привыкшая к мозолям.

      1-й МОГИЛЬЩИК:

      Но старость, лютая карга,

      Подкралася – и хвать!

      И отвезла на берега,

      Где милку не обнять.

      (Выбрасывает череп.)

      ГАМЛЕТ:

      И у этого черепа был язык, и он умел петь. А наш мошенник щелкает его оземь, точно это ослиная челюсть, которой Каин совершил первое убийство. Может, это бывшая башка политика, наш осел теперь ею помыкает, а она могла и Господа Бога обвести, разве не так?

      ГОРАЦИО:

      Вполне возможно, принц.

      ГАМЛЕТ:

      Или башка придворного. Он умел ластиться: «Доброе утро, ваше светлейшество, как изволите здравствовать, ваше добрейшество». И самого его величали «их милость Как-его-бишь», и он расхваливал лошадь их милости Как-его-там, когда хотел выклянчить подарок, так ведь?

      ГОРАЦИО:

      Так, принц.

      ГАМЛЕТ:

      Именно. А взять теперь мою Леди, змею-циркачку, с ее переворотами. Вот – и челюсти нет, и заступ могильщика гвоздит по черепушке. Вот он, дивный кульбит-колесо, увидать бы этот фокус воочью. Эти кости – стоило их вынашивать да обучать манерам, чтобы потом играть ими в городки? Мои кости ломит, как подумаю.

      1-й МОГИЛЬЩИК:

      А что потом? Лопата, лом,

      Да саван для костей.

      Могила – твой последний дом,

      Земля – твоя постель.

      (Выбрасывает череп.)

      ГАМЛЕТ:

      Еще один. Почему бы ему не быть черепом крючкотвора? Где теперь его кляузы и казусы? Где толкования и примечания, его фокусы с параграфами? Почему он терпит подзатыльники от грязной лопаты этого невежи и не тащит его в суд за оскорбление действием? Хм! А может, в свое время это был крупный земельный откупщик, весь в закладах, векселях, поручительствах, неустойках, актах о возмещении убытков. И вот всё, что заимел по займам и взыскал по искам? Этот фунт грязи, начинивший его чинную голову? И два поручителя с лопатами готовы ручаться за него только в одной сделке: на участок размером с два листа купчей. Да одна передаточная писанина о его праве на это

      вместилище тут бы не уместилась. И его наследнику в конце концов обеспечено не больше?

      ГОРАЦИО:

      Ни на вершок, принц.

      ГАМЛЕТ:

      Кожу для деловых пергаментов, кажется, поставляют бараны?

      ГОРАЦИО:

      Да, и еще телята.

      ГАМЛЕТ:

      Бараны и телята те, кто ищет в таких штуках обеспечения. Поговорю-ка с этим молодцом. – Чья это могила, дядя?

      1-й МОГИЛЬЩИК:

      Моя, уважаемый. (Поет.)

      Могила – мой последний дом,

      Земля – моя постель.

      ГАМЛЕТ:

      Похоже, что твоя, – шутки у тебя гробовые.

      1-й МОГИЛЬЩИК:

      Вы-то пока не гробанулись, значит, она не ваша. А я тут не шутя гроблюсь, выходит, она моя.

      ГАМЛЕТ:

      Ничего себе «не шутя»: сидишь в могиле и врешь, что она твоя. Она для мертвых, а не для таких