На семи ветрах. Анна Попова

сувенирчик, маленький магнитик,

      чья сила притяженья такова –

      что розы, слёзы, клятвочки навеки,

      реестры жертв плодятся на лету!

      Как будто это – некие проверки

      на женственность, на дар и красоту…

* * *

      Пришло не униженье – обретенье. Случайный май и листвяной ковёр. Тепло, щекотка в солнечном сплетенье, как будто кто-то кисточкой провёл. И, женское тщеславье преступая, – не до него! – ты пробуешь пути.

      Восполненность. Счастливая, слепая. Ты плоть и дух. Ты звук, ориентир. Ты цельность. Может, это и пугает: начало дней с нуля и налегке… До– первой ноты и ступеньки гаммы. Ре-альность мая в сонном городке.

      Раскинулся калейдоскоп дорожный, бодрящий ветер поутру подул. Ми-раж, на ощупь хрупкий и надёжный… Фа-нтастика, где ритмы совпадут, ручей соль-ётся с полноводной речкой, а ветер размешает облака… Тебе немножко натирают плечи разболтанные ля-мки рюкзака. Летит качель в си-реневое буйство, на тополе чернеется гнездо.

      Воссоздавайся. Впитывай. Любуйся.

      И новый круг – и радостное до-…

      Анна

      Влюблённые (призраки)

      Расцвеченные в куртки и джинсовки,

      мы два пятна. Два невесомых, ярких,

      наполненных собой…

      самих себя,

      порой очнувшись, где-то обретаем…

      То с мокрой тряпкой, холодящей руку,

      перед распахнутым окном в июнь –

      как лимонад, распробовавший лето…

      А то бегущим кросс вперегонки

      с лихой дворняжкой – утренней прохладцей.

      На скучной паре – синим стерженьком,

      порхающим беспечно по бумаге.

      Посередине книги, где сюжет

      явился на странице сто-какой-то,

      а мозг в недоумении: о чём

      вчера читал на сотне предыдущих?..

      Мы каждый раз влипаем в этот миг,

      в его янтарь, и патоку, и солнце…

      Нас нет…

      И мутной лужищи зрачок

      нас исказит своей весёлой рябью.

      А мы – два нежных призрака ребристых –

      в зрачке у лужи за руки берёмся…

      Морщинистое зеркало одно –

      рассеянной старушечкой музейной

      проявит нас у шторы в драмтеатре:

      как молоды. как хороши-то. ох.

      Уверенный мужчина типа босс

      высовывает голову из мерса:

      ну только что – вот здесь, на светофоре –

      девчонка с парнем – были или нет?!

      Витрина ловит отраженье смеха

      и преломлённый светом поцелуй…

      А парковые голуби шумят,

      спешат склевать раскрошенную булку,

      им всё равно – реальны или нет

      два человечка. Крошки-то остались…

      Трамвай проехал, звякнул на прощанье…

      Нагруженная сумарями тётка

      зацепит что-то уголком сознанья:

      рука на поручне… полуобъятье –

      нежней, чем жарко вжатые тела.

      Обиженная снуло и привычно

      на мужика с друзьями в гараже,

      на вялую, тупую перебранку…

      поправит