Кент Бабилон. Генрих Шмеркин

подбитых глаз и размётанного по стенам холодца.

      Мы похватали микрофоны, инструменты и попытались было покинуть поле брани. И тут раздалась пронзительная трель милицейского свистка – это выскочила из кухни бесстрашная Манюня. Драка прекратилась. Манюня продолжала свистеть. Щёки её раздувались, как у легендарного джазового трубача Дизи Гиллеспи.

      «Немедленно прекратите безобразие, иначе через минуту здесь будет милиция!» – объявила гостям Манюня.

      Издалека долго

      Дело приобретало привычный для крестьянской свадьбы оборот. Бойцы, только что бившиеся насмерть, пустили по кругу бутылку. Мероприятие продолжалось, – предстояли жареные куры, одаривание, шашлыки и сладкий стол. Я объявил проветривание. Жених умывался в туалете. Публика вывалила на улицу – покурить.

      – Что случилось, чувак? Ты что-то не то ляпнул?! – поинтересовался Бонифаций.

      – Всё бывает. И на «А» бывает, и на «О» бывает, и на «Ё» бывает, – ответил вместо меня Диоген.

      Мы тоже пошли курить. Но не на улицу, а в предбанник.

      – Надо бы с этого мудачья снять бабки. А то кто его знает, – что у них на уме, – сказал Электрошурка.

      – Да мне сегодня как-то не в жилу, – ответил я. – Пусть пойдёт Андрюха. Или Боня.

      – Нет, чувак. Ты командир, ты и пекись о башлесостоянии коллектива, – возразил Бонифаций.

      Пришлось объяснять, что именно мне – сегодня могут не дать ни копья, да ещё и накостылять по рылу – за этого мифического «Олега», неизвестно откуда спрыгнувшего мне на язык. За бабками было решено командировать Андрея.

      Мы поднялись в зал. Обе мамы собирали с пола осколки посуды и ошмётки паштето-винегрето-холодца. Манюня с папой жениха переносили уцелевшую закуску со стола на подоконники. Надлежало сменить скатерти. Ко мне подошёл мужичонка в белоснежной вязаной кофте и попросил спуститься в предбанник, к жениху. Мы вышли в предбанник, но там было пусто. Мужичонка выглянул на улицу.

      – Вон он здесь, курит, – сказал мне мужик.

      Я вышел. Перед входом стояла гомонящая мужская компания.

      – Видишь ли, тут такое дело, – начал было мужик.

      – Погодь, Петро, я зроблю це краще – перебил его здоровенный жлобяра и врезал мне вдруг коленом – промеж ног…

      Дичайшая боль. Ни вздохнуть, ни охнуть. Я согнулся пополам и повалился на снежок.

      …У этого амбала меня отбили трое.

      Благодаря этим троим – уже через мгновение – я оказался в салоне старенькой «Победы», стоящей у обочины.

      Град кулаков застучал по стёклам и крыше автомобиля.

      Водила включил газ и тронул машину с места.

      «Спасён…» – подумал я.

      …Мы выехали на Красношкольную Набережную и остановились недалеко от кафе «Факел». Шоферюга заглушил мотор и сходу отоварил меня кулачищем в подбородок. В глазах взметнулся и сразу погас синий фейерверк искр.

      Я почувствовал, что из меня выходит жизнь (оказалось, жизнь может заканчиваться фейерверком…).

      Ещё фейерверк… И ещё…

      …Когда