Как Шагал в нарисованном Витебске шагал. Галина Дербина

замысловатую фигуру копытом, ответила кентаврида, не совсем точно уяснив смысл слова «фигурально».

      Скрипач пожал плечами и недовольно скривился, а Шагал деликатно качнул головой. Их реакцию она поняла по-своему. Кобыла поднялась на дыбы, дико заржала и стукнула передними копытами по стене. Раздался звонкий цокот, эхом разнесшийся по всему дому, и она вновь вернулась в женское обличье. Оправив передник, довольно жеманно произнесла:

      – Господа, когда моя доченька наконец-то успокоилась, а я привела себя в порядок, позвольте мне приветствовать вас, – и она сделала книксен.

      – Здравствуйте. Простите, пожалуйста, как прикажете вас величать? – робко поинтересовался Шагал, стараясь делать вид, что ничего удивительного не произошло. По правде говоря, он был искренне изумлен быстроте превращений кобылки из женщины в кентавриду и обратно, но особенно его поразил детеныш, который произвел на него совершенно неизгладимое впечатление. Скажу больше, все эти волшебные события так подействовали на художника, что, когда они наконец закончились, он стал икать.

      – Зовут меня просто: Госпожа-Графиня-Баронесса, – заносчиво произнесла лошадка.

      – Это что ж, ваше имя? – удивился Шагал, стараясь унять икоту.

      – Нет. Это моя мечта. Надеюсь, что когда-нибудь я стану благородной дамой, тогда-то меня и будут так величать, а пока… – лошадка задумалась. – Ладно, так уж и быть, кличьте Озорницей. Это имя я получила при рождении, – сказала она и притронулась к глазам стареньким носовым платочком, делая вид, что утирает набежавшую слезу.

      – Очень приятно. Дорогая мадам Госпожа-Графиня-Баронесса, несмотря на то, что в некотором роде нас связывают давние отношения, я очень рад познакомиться поближе. Скажу сразу. С этого мгновения я намерен относиться к вам только как к благородной даме! Больше никогда не позволю себе запрягать вас в телегу и тем более ездить на вас верхом.

      – Ладно уж, чего уж там, – слегка гоготнув и откровенно флиртуя с Шагалом, сказала лошадка.

      – Нет, нет и нет! Ведь вы, дорогая мадам Госпожа-Графиня-Баронесса, сейчас находитесь в интересном положении, – произнося «в интересном положении», он пугливо сдвинул глаза в сторону ее живота.

      – За столько лет я так привыкла к своему положению, что почти не замечаю его. И потом, не забывайте, господа-товарищи-граждане, я белорусская лошадка, а не какая-нибудь там арабская скакунья. Ведь я, как нечего делать, могу и в огонь сигануть, а при случае и коня на ходу застопорю. Так что садитесь на загривок и едемте в Витебск, – она стукнула копытом и опять превратилась кентавриду.

      – А вот это уже по-нашему! – радостно вскричал Скрипач, резво пордбежал к Озорнице и, чтобы запрыгнуть на нее верхом, уперся рукой ей в спину.

      Он уж было даже закинул ногу, как художник, не менее резво, подскочил и оттолкнул Скрипача, предварительно дав ему такой крепкий подзатыльник, что его шляпа упала на пол. При этом Шагал завопил во все горло, срываясь на фальцет:

      – Ты что удумал? А ну, отойди от нее!

      – Да садитесь,