Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова. Андрей Добров

Если юноша до сих пор не имел гомосексуального опыта, то такой групповой акт насилия должен был повредить ему… да-с… простите, барышня, задний проход. И он как минимум должен был испытывать чувство неудобства при сидении. Вы заметили что-то такое?

      – Нет! – резко ответила Аня. – Я же говорю вам, никто его не насиловал – все закончилось так, как я сказала.

      – Отчего же он тогда повесился?

      Тут не выдержал и я.

      – Так ведь доктор уже сказал, он не повесился. Его повесили. И это очевидно! Эти самые «сестры» не хотели, чтобы человек, который видел их лица, гулял на воле. Они либо подослали к нему своего прислужника – того же Брома, либо сделали это сами.

      – Да? – повернулся ко мне следователь. – И оставили улику? – Он протянул бумажку, вынутую доктором из кармана юноши. – Не слишком ли странно?

      Я пожал плечами.

      – Нет, дело тут ясное – это самоубийство. И значение записки очевидно – юноша сам написал ее, положил в карман и повесился.

      – Можно сличить почерки, которыми написаны стихи и записка, – предложил я.

      Следователь досадливо скривился.

      – Не вижу особого смысла. Мы и так потеряли много времени. Семенов! Давай сюда протокол.

      Взяв у пристава бумагу, следователь передал ее на подпись Ане. Девушка вопросительно взглянула на меня. Я мог бы ей посоветовать не подписывать протокол, требуя более тщательного расследования, однако не сомневался, что оно будет проведено спустя рукава и результата не даст. Поэтому просто отделался пожатием плеч. Так что Аня протокол подписала.

      Когда следователь, доктор и пристав ушли, Аня снова повернулась ко мне. В глазах у нее стояли слезы.

      – Это нечестно, – сказала Аня обиженно. – Мой брат… он не заслужил этого.

      Я вздохнул.

      – Как я напишу маме с папой? Как я им все это скажу?

      Нижняя губка у нее задрожала. Мне было жаль ее, однако поделать я тут уже ничего не мог.

      – Есть ли у вас деньги на похороны? – спросил я, доставая бумажник.

      Она помотала головой.

      – Вот, примите от меня. Здесь немного, но хоть что-то. – Я положил несколько кредиток на стол.

      – Нужна ли вам еще какая-то помощь?

      Аня беспомощно взглянула на меня.

      – Спасибо. Только одно. Вы не могли бы передать Надежде Петровне, что я сегодня уже не приду?

      – Конечно! Прямо сейчас схожу и передам.

      Аня заколебалась, а потом, шмыгнув носиком, продолжила:

      – Я сказала им не все.

      – Да?

      – Есть кое-что, о чем я не сказала. Это касается Надежды Петровны.

      Я удивился. Каким образом Ламанова оказалась впутана в это дело?

      – Когда Юра рассказывал про этих мужчин… тот – молодой – похвастался, что их платья шились на заказ у Надежды Петровны.

      – Вот так так?

      – Ведь это теперь не важно? Я правильно сделала, что не рассказала об этом?

      – Совершенно правильно.

      – Хорошо… – Ее плечи совершенно поникли.

      Я так и оставил ее – маленькую, поникшую, сидящую на табурете, с которого ее