Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова. Андрей Добров

ее никчемной и несправедливой. А пока революции нет и не предвидится, готовы на все – и ради денег, кстати, тоже. Многие приезжают в Москву учиться – нищие, как церковные крысы. И тут – бах! – голова идет кругом, и – во все тяжкие. Доходят и до того… До этого то есть.

      Тут он вскинул голову.

      – Кстати! Ты говорил про фотографа. Говорил?

      – Да.

      Арцаков снова нажал на кнопку звонка. Явившемуся сотруднику он приказал позвать какого-то Березкина. Пока за вызванным ходили, Петр Петрович пояснил мне:

      – Есть у меня паренек. Очень головастый. Митя Березкин. Он сам замоскворецкий и про всех там знает. Сейчас его спросим.

      Наконец Березкин явился. Худой и высокий, с выступающим кадыком, одет в такой же черный костюм, который, однако, сидел на нем кургузо. Немытые редкие волосы прилипли ко лбу – как будто он только что снял шапку, в которой чуть ли не спал. Парень сел на табурет в углу, засунул сложенные ладони между колен и бросил на меня быстрый оценивающий взгляд.

      – Березкин, слушай, – обратился к нему Арцаков, – у тебя в Замоскворечье ведь есть какое-то фотоателье хитрое. Где эти… мужеложцы снимаются на карточки. Точно?

      – Есть такое, – кивнул парень. – Ателье Миллера.

      – Адресочек подскажи.

      – Большая Ордынка, семьдесят один. Перед Серпуховской. Там два ателье. Покровского – это то, которое с фасада. А вот если со двора зайти, то Миллера.

      – Кто таков Миллер?

      – Нету там никакого Миллера давно, – ответил юноша. – Разорился немец, когда Покровский свое ателье открыл. Перебил у него всю клиентуру. Только вывеска и осталась. Выкупил какой-то дядька у Миллера это ателье еще семь лет назад. Ну, и начал там снимать только специальных клиентов, Петр Петрович.

      Арцаков повернулся ко мне и поднял бровь.

      – Слыхал, Владимир Алексеевич? Может, тот фотограф твой как раз этот не-Миллер и есть?

      – Может быть, а может, и нет, – покачал я головой. – В Москве сотни фотографов, если не тысячи.

      – Так-то так, – согласился Арцаков. – Но тут, как я понимаю, дело щекотливое. Фотограф должен быть доверенным лицом. Ведь «сестры» твои – люди, по всему видно, не бедные. Их такими снимками шантажировать – милое дело.

      Я допил свой чай и поставил стакан на стол.

      – Ну, ладно, поеду, поговорю с этим фотографом.

      – Вот, возьми с собой Березкина, он тебе покажет место.

      – Спасибо. Сколько я тебе должен?

      Арцаков затянулся снова своей сигаркой.

      – Да погоди пока. Чую я, что вляпался ты, Владимир Алексеевич, по самое то. Давай так – если мы тебе еще понадобимся, я включу в общий счет. А если сам справишься – то и хорошо. Если вот только Березкину на калач дашь, чтобы он перекусил в дороге, – и то хорошо.

      – Дам, дам и на калач, и на водку, – улыбнулся я.

      – Но-но! Березкин! Никакой водки! Понял меня?

      – Точно так! – быстро кивнул паренек и нервно облизнулся.

      – Не спаивай мне Березкина, Владимир Алексеевич. Не дорос он пока до того.

      С тем