Повести и рассказы. Книга 4. Геннадий Раков

кто прокатиться хочет, а, пацанва?

      И так как никто ничего не ответил, подхватил первого, стоявшего рядом, и мигом посадил на сиденье в кабину, вскочил сам. Мальчик не знал, радоваться или реветь, и потому просто сидел и ждал, что ещё вытворит с ним дядя Христофор. Но тот совсем нестрашно улыбался и задвигал всем, что было в кабине.

      – Разлетайсь, пока целы.

      Люди бросились с узкой, под одну подводу дороги в сугробы. Трактор сердито рявкнул и побежал. Вернее, бежал не сам трактор, а его стальные дорожки, гусеницы.

      И вдруг с криком «Дядя Христофор, прокати», перед самым трактором соскользнул с сугроба самый шустрый мальчуган. Я знал его, вечно ему не везло: куда-нибудь да вляпается. Поскользнулся, упал прямо под гусеницы.

      Произошло то, что нельзя ставить в вину ни Ханафееву, да и никому вообще. Я был за спинами взрослых и не видел происходящего, только слышал душераздирающий крик мальчика, жуткий вой его матери, баб… скрежет железа…

      Пригодились здесь и лошадь деда, и фельдшер, также наблюдавший происходящее.

      – Послужи последний раз, Гнедко. Но, милая!

      Мальчика увезли в город. Он остался жив, но одной ноги по колено у него не стало.

      Прошло время. Трактор возил лес. Послали ещё трёх деревенских на курсы. Так через два года у нас появилось несколько тракторов и осталось несколько лошадей… И пошло: Назар Пихтов утонул вместе с трактором – спутал с похмелья заднюю скорость с передней и свалился с брёвнами с крутого берега при загрузке. Пока вытащили – поздно. Ханафеев сам баню свою своротил да венец из избы выворотил. Смотришь иной раз: трактор едет, а в кабине никого нет. Потом, оказывается, он в тракторе, только спит на рычагах, изрядно хлебнув… Вот так на нас и шла техника. Жизнь идёт, её не остановить.

      – Да, хлопчики, смотрите, как мы жить стали. Техника, одно слово, – разглагольствует старый дед Михайло перед пацанами.

      Теперь его уже никто не слушает, кроме нас, не идут к нему за советом: некогда, все спешат. Раньше не так было: чуть что – к деду за советом. Лошадь ли оступилась, или ещё что по хозяйству стряслось, или не выходит что. Теперь все всё знают, радио слушают, в город на машинах ездят.

      – Так вот, техника, вам говорю – это вещь. Слыхивали – спутник, едрит твою бодрит, запустили в ентот самый… в космос.

      – Ага.

      – Так вот, ребятня, смотрите, чтоб наших мужиков, пьяниц окаянных, туда не заслали. Все звёзды пособьют и солнце под землю пустят. Как жить будете? Мне то что? Мне помирать время уж пришло.

      Мы молча глядели на деда. Что это он говорит? Кого это он в космос собирается запускать? Спутник – это одно, а то мужиков. Придумает же. Наверно, из ума выжил от старости.

      – А мож, наоборот, – сидя на завалинке, рассуждал, уже с собой дед. – Собрать их всех горемычных и турнуть к солнцу, гори оне ярким пламенем, эти пьяницы, лиходеи. – И потом опять снова нам говорит: – Техника для того и дадена, чтобы с умом к ней подходить. Она умная, эта техника. Видели, как она работает, когда к ней с умом? Ни одной коняге