Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака. Карина Демина

ежели ты мне этак в шею дышать будешь, то вскоре одним братом у тебя меньше станет.

      – Почему?

      – Потому что сердце у меня не железное… а нервы и подавно.

      Узкий проход. Темные двери с латунными табличками.

      И отцовский Вулкан пытается просунуть морду сквозь прутья. В темноте глаза его влажно поблескивают, будто бы жеребец то ли плакал, то ли вот-вот заплачет…

      …тяжеловоз Каштан бьет копытом по настилу. Мерно. Глухо.

      И вновь звук искажается, мерещится, будто бы не Каштан это, но некто идет по Себастьянову следу, переступает коваными ногами. Догоняет.

      Нервишки шалят.

      Этак и сомлеть недолго, как оно нервической барышне подобает… а ведь говорил Евстафий Елисеевич, любимый начальник, что следует Себастьяну отпуск взять.

      А все работа, работа… как ее оставишь, когда кажется, что никто-то другой с этою работой и не управится… тщеславие все, тщеславие… боком выходит.

      Запах крови сделался резким, на него желудок Себастьянов отозвался ноющей болью, а рот слюной переполнился. Пришлось сплевывать.

      Некрасиво-то как…

      – Чем это пахнет так? – поинтересовался Яцек и свечу поднял.

      Бледное его лицо выглядело совсем уж детским, и пушок над верхней губой лишь подчеркивал эту самую детскость.

      – Ничем. – Себастьян вытер рот рукавом. – Может, все-таки уйдешь?

      – Хватит. Ушел уже один раз.

      Вот ты ж…

      Дверь в предпоследний денник была распахнута. И Себастьян вдруг вспомнил, что некогда в этом самом деннике держали толстого мерина, ленивого и благодушного…

      …давно это было…

      …тот мерин, соловый, вечно пребывающий в какой-то полудреме, давно уже помер небось…

      – Не ори, ладно? – сказал Себастьян, и Яцек обиженно ответил:

      – Я и не собирался.

      – Вот и ладно…

      Не было мерина, но была толстая коротконогая лошадка вороной масти. Лежала на боку, на соломе некогда золотистой, а ныне побуревшей.

      – Лихо… – тихонько позвал Себастьян.

      Разодранное горло. И на боку глубокие раны, их не сразу получается разглядеть, черное на черном… но Себастьян смотреть умеет, а потому подмечает и кровь спекшуюся, и толстых мясных мух, которые над лужей вились.

      И сгорбленную тень в дальнем углу.

      – Лишек, это я… Бес…

      Он переступает порог, и под ногою влажно чавкает… кровь?

      Не только…

      Стоит наклониться, поднести свечу, и огонь отражается в глянцевом зеркале кровяной лужи…

      Яцека стошнило.

      Себастьян отметил это походя, с сожалением – теперь станет думать… всякое.

      – Лишек, ты давно тут сидишь?

      Над кровью поднимался белый пушок паутины. Легкие волоконца ее оплели мертвую лошадь, затянули глаза ее, будто третье веко.

      – Лишек, я за тобой пришел, искал… а мне сказали, что ты исчез куда-то.

      Тень вздрогнула.

      – Н-не… н-не подходи…

      – Как это