Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака. Карина Демина

мнется, краснеет…

      – Мне кажется, я знаю, где Лихослав…

      Он покраснел еще сильней. Уши и вовсе пунцовыми сделались, а на щеках проступили белые пятна. И Яцек волнуется, потому как не привык до сих пор к этой скрытой семейной войне, и знать не знает, под чьи стяги становиться.

      Ему хочется мира. Только и он уже понимает, что мир невозможен.

      А Себастьяну надо бы мягче… брат все-таки…

      – Я… я видел его у конюшен… подошел спросить… думал, что, может, ему плохо… а он зарычал и… и велел убираться.

      Яцек вздохнул.

      – Я бы не ушел. Только там Велеслав появился… и сказал, что приглядит, что… Лихо… он на порошок счастья подсел… еще там, на Серых землях… он борется, только не выходит. Об этом никто не знает и знать не должен… и мне тоже молчать надо. Велеслав посидит рядом, пока ему… пока лучше не станет. А меня отец заждался уже…

      – А он заждался?

      – Не знаю… ругался, что я поздно… а так больше ничего…

      …если бы Яцек не появился вовсе, его отсутствие вряд ли бы заметили. Но его беда в том, что он появился весьма не вовремя.

      – Мне не надо было уходить?

      – Идем, – решился Себастьян. – Покажешь, где…

      И Яцек коротко кивнул. Он чувствовал себя виноватым, пусть и внятно не мог бы сказать, в чем же именно его вина состоит. В том, что ушел? Или в том, что не сохранил чужую тайну?

      Но Себастьяну было не до размышлений.

      Порошок, значит… в том, что Лихо порошок сей пробовал, Себастьян не сомневался. Но пробовать – одно, а сидеть – другое. Он бы заметил… точно заметил. Или не он, но Евдокия… те, которые на порошке сидят, меняются… а она сказала, что за последние месяцы Лихо крепко переменился…

      …или он не сам, но его подсадили? Подсыпали раз, другой, а потом…

      Нет, с выводами спешить не следовало.

      Яцек вел окольной тропой, тоже спешил.

      Тощий. И высокий, едва ли не выше Себастьяна. И уланский мундир на нем висит, а штаны и вовсе мешком, пусть и затягивает Яцек ремень до последней дырочки. Ничего, пройдет.

      Себастьян себя таким вот помнит, только, пожалуй, наглости в нем было куда побольше и самоуверенности…

      – Тебя надолго отпустили? – Молчание сделалось невыносимым.

      – К утреннему построению должен вернуться.

      – Вернешься.

      Яцек вздохнул.

      – Тебе вообще служба нравится?

      Он покачал головой и признался:

      – Не особо.

      – Тогда зачем пошел?

      Конюшни были старыми, построенными еще в те далекие времена, когда и сам Познаньск, и Княжий посад только-только появились. И если дом не единожды перестраивали, то конюшни так и остались – длинными приземистыми строениями из серого булыжника. Помнится, в прежние времена Себастьяну казалось, что строения эти достоят до самой гибели мира, а может, и после останутся, уж больно надежны.

      Правда, коней здесь ныне держали не сотню, а всего-то с дюжину. Оттого и переделали