Последний замысел Хэа. Андрей Жолуд

как дымка от чьих-то курений.

      Небо расцвечивало самозабвенную неторопливую трапезу, и Бесполезный подумал, что он мог бы долго, очень долго наблюдать за этим буйством красок, звуков, движений, настолько пленительной казалась картина.

      Но надо было спешить.

      Похлопав животное по спине, парень дождался, пока тот закончит. В этом случае оно убирало передние лапы и громко урчало.

      Бесполезный лёг на мшистую спину, взял в руки поводья, натягивая чуть, самую малость, слегка дунул в ушко…

      Прыгун полетел.

      Нет на равнине животного быстрей прыгуна. Отталкиваясь от земли четырьмя сильными лапами, он пролетает метров двадцать, а то и больше, прежде чем снова её коснётся. Прыжок – полет – приземление – прыжок – полет – приземление. Все это так плавно и мягко, что всадник почти засыпает.

      Да, лёжа на спине самого быстрого животного равнины, всадник почти засыпает…

      Недаром в гильдии воинов молодых нетренированных новобранцев обучают быть "изящными как прыгун", и только потом "стремительными как сокол" и "изворотливыми как струйки".

      Конечно, прыгун не единственное животное, на которое можно садиться. Есть топтун. Медлительный, но выносливый, может двигаться сутки без остановки. Или лошадь. Животное редкое, но престижное. "Как я хочу покататься на лошади" – думал, бывало, парень.

      Но не сейчас.

      Сейчас Бесполезный отдался полёту, прижавшись к широкой мшистой спине. Казалось, что он плащеносец, парящий в небе, или острокрыл, преследующий добычу. Бесполезного охватил азарт, помноженный на желание достичь намеченной цели. "Быстрее, быстрее". Он чуть не загнал бедное животное, желая съесть последние мили. Совершая отчаянный бросок…

      Сердце стучало как молот. Оно стучало как колокол на вершине самой высокой звонницы Длиннолесья, когда, стреножив животное, Мутный влетел в дилижанс. Буквально срывая дверь.

      И вдруг… замолчало.

      Карета была пуста.

      Пять берез стояло на краю леса. На четырех висели тела. Дряблые, окоченевшие. Тела, которые тронуло разложение.

      Их лица кричали.

      И это всё, что осталось.

      Остальное исчезло – мука, страдания, даже проклятия, посылаемые миру.

      Кричали они из другого.

      Болезненно-сладкий запах проникал сквозь открытые ноздри и заставлял ужасаться той смерти, на которую их обрекли.

      Но не запах сейчас волновал Быстрорукую.

      Она изучала лица. Одно за другим. Сжав губы, чтобы не закричать, не расплакаться. Ведь она не может расплакаться – Быстрорукая дочь самого Заговоренного.

      Одно, второе, третье…

      – Здесь его нет.

      Девушка почти прошипела эти три слова. Ей не хотелось вспугнуть ту надежду, которая вдруг появилась.

      – Как хорошо, – трясся герцог, – он не погиб.

      – Ты говорил – привязали. Но его нет.

      – Почем я знаю, сударыня. Был. Я уверен, что был. Но кто-то его отвязал, – Длинноногий от радости вытянулся, –