В красный. Лина Николаева

направился в другую часть зала, ухватил у официанта бокал шампанского и принял довольный вид, будто наслаждался вечером. Наслаждения не было и раньше – сейчас оно ушло в область отрицательных чисел, а вместо него появилась рожденная словами Гердара тревога.

      «Твое дело начнется завтра», – заворчал Первый.

      «Я могу что-то узнать уже сегодня. Мне надо успеть закончить, времени слишком мало».

      «Надо отцу», – рыкнул Первый.

      Да, это было верно, но соглашаться и тем более спорить Ран не стал, уже зная, что подобные разговоры заканчиваются только склокой по поводу того, кому он должен больше: себе или отцу.

      Ран сделал еще один круг по отведенным для гостей комнатам. Собравшись в пеструю стайку, девушки мило щебетали, матери и старшие сестры следили за ними, но и они приспустили привычные маски меланхолии или холодной сдержанности и показали улыбки. В курительной комнате осталось всего несколько человек, многие вернулись в зал, снова заведя свою шарманку деловых разговоров. Эстеты гуляли по коридорам, рассматривая картины и коллекцию статуэток – гордость матери, а одиночки укрылись в оранжерее, любуясь диковинными деревьями и цветами. Ран и сам прошел ее нарочито медленно, но затем вернулся в игральную комнату.

      В ней было шумно и дымно. С одинаковой частотой звучали фразы вроде: «Удваиваю», «Ставок нет» и «Перетасуйте и раздайте» – и куда чаще разочарованное и протяжное: «У-у-у…» или громкое, радостное и еще более длинное «О-о-о!». На зеленое сукно столов то и дело метали карты и фишки и с охотой доставали из карманов купюры.

      Когда Ран зашел, Рем поднимался из-за стола. Выражение лица не говорило ни о чем – куча фишек на его месте и злое пыхтение соседей указывали на выигрыш. Судя по положению карт, собравшаяся за столом пятерка играла в игру, где для победы следовало блефовать – наверное, для нее Рема и родили с таким холодным выражением лица.

      Сидящих за столом Ран знал: все они были ровесниками брата, отец вел с их семьями дела, и в гостях они появлялись достаточно часто. Пока трое хоть и бурчали из-за проигрыша, но уже были готовы к новой игре, четвертый злился и нес какую-то чушь. Ну да, Дойран всегда был той еще задницей – и по характеру, и по выразительной ямке на подбородке.

      Встав рядом с Ремом, Ран предложил:

      – Сыграем?

      Играть он умел, но предпочитал делать это с незнакомцами в прокуренных пабах, где про его соседей не знали ничего. Садиться за стол Ран не собирался – ему просто хотелось перекрыть этот фонтан дерьма.

      – Киран, – Дойран улыбнулся. – Как погода наверху?

      Первый тихонько зарычал, клацнул зубами, Ран закатил глаза. Что сейчас, что в детстве шутки несильно изменились. Выходцы из южных, беднейших кварталов Норта были высокими и тощими – то, что у Рана такая же фигура, смешило некоторых. Даже Рем однажды назвал его подкидышем: и он, и отец были ниже ростом, шире в плечах, хоть и ненамного. Обидным это перестало казаться лет десять назад, тогда же отзвучали последние шутки.

      Ответив