Девочка, которая замолчала. Алиса Русинова

чего?

      Я сделала вид, что вопроса матери не услышала. Повернувшись, пошла к выходу. Авось, обойдётся.

      Вот и нет. Через пару шагов я почувствовала, что тяжёлая пятерня опустилась на одну из дуг коромысла.

      – С туфелью, говорю, чего сделала?

      Я поморщилась. От материного раскатистого голоса звенело в ушах. Он зычно отразился от стен столовой, заставив уже всех сидящих в столовой завертеть головами.

      – Я починю, – торопливо пробормотала я.

      Лишь бы скорее покинуть эту душную, пропахшую кислыми щами столовую, скорее уйти от позора.

      – Ясен день, починишь, – голос матери вылетал из открытых настежь окон и, казалось, даже пешеходы на противоположной стороне улицы теперь знают об испорченной обуви. – Других-то я тебе не достану.

      Будто назло, в столовую зашёл давешний парень с проходной.

      – И года не проносила – продолжала громко отчитывать меня мать. – Хорошая обува, в ней бы ещё ходить и ходить…

      – Я пошла, – перебила я мать и, шаркая, поспешила к выходу из столовой. В спину мне неслось:

      – И больше не опаздывала чтобы мне. Из-за тебя люди обеда час ждали, посмотри ты!

      Я вышла во двор и, опустив на секунду тяжёлую ношу, швырнула носом.

      Уеду отсюда, уеду! Не знаю куда, но уеду точно. Попрошу в техникуме, чтобы меня в Ленинград распределили. А лучше – в Москву. Заживу там!

      Глава 5

      Кристина открыла глаза и упёрлась взглядом в деревянный профиль идола. Чуть размытый, он величественно возвышался над головами склонившихся к ней людей. Она лежала на боку на банкетке, у стены круглого зала «Шигирская кладовая». Чьи- то пальцы разжали ей веко. В глаз ударил слепящий свет фонарика.

      – Жить будет. Водички ей дайте. А лучше, сладкого чая.

      Луч впился в сетчатку второго глаза. Кристина дёрнулась и попыталась встать. Её мягко, но настойчиво уложили обратно на банкетку.

      – Нет уж, лежи.

      Кристина моргнула несколько раз и наконец, смогла сфокусировать зрение. Ближняя размытая голова оказалась усатым мужчиной-фельдшером лет пятидесяти. Чуть позади него стояли обеспокоенные Аня, Игорь и Макс. Вокруг, игнорируя требования о спокойствии, скакали взбудораженные шестиклассники.

      – Ну что, – ласково спросил фельдшер, – жива?

      Кристина медленно кивнула. К ней возвращались воспоминания. Она в музее. Пришла сюда с Аней. А кто такая Ната?

      – Какая Ната?

      Она и не заметила, что сказала это вслух.

      Кристина оперлась на локоть. Голова гудела так же, как и после вторжений Ника.

      Она подняла глаза на Игоря:

      – Обезбол есть?

      – Это какой такой обезбол ты собралась без назначения принимать? – почти угрожающе надвинулся на неё фельдшер. – Пойдём-ка госпитализацию оформим, а там разберёмся, нужен тебе, как ты выражаешься, «обезбол» или нет.

      Кристина помотала головой.

      – Не надо госпитализацию.

      – Если что-то болит, то надо, – наставительно, как маленькой, объяснил Кристине фельдшер, попутно защёлкнув