Ястребиная хватка. Катерина Достоевская

все еще обращаться к вам герр Вервольф, или стоит придерживаться правил приличия?

      Он улыбнулся.

      – Пусть это будет наш с вами особый язык.

      Дождь перестал. Вдоль тротуара сбегал ручеек, по гладкой поверхности луж расходились круги от редких теперь уже капель.

      – Ну что ж, – Людвиг вздохнул, осторожно сошел на пару ступеней и обернулся. – Раз нам довелось снова встретиться, позвольте сопровождать вас в прогулке по городу. Если у вас нет других планов, разумеется.

      Элен курила, храня молчание и изучая его взглядом сверху вниз.

      Он терпеливо ждал ответа. Наконец, она затушила сигарету о краешек перил.

      – Отказать вам будет невежливо.

      – Если бы вы отказали, – он подал ей ладонь, помогая сойти вниз, – мне всего лишь пришлось бы вас вразумить.

      Элен взяла его под руку. Такое сопровождение было кстати – патрульным, что сновали по улицам, не приходило в голову задавать уточняющие вопросы. Стоило им увидеть его приближение, как они отдавали честь и почтительно отходили, освобождая путь, а то и предлагая машину. Он благодушно отказывал им жестом, не прерывая общения. Спросил, каковы ее первые впечатления о Кельне, и как она решилась на поездку. Элен отвечала коротко, не придавая особого значения деталям – ее легенда, в конце концов, была в большей степени правдива, за исключением нюансов из далекого прошлого, о которых сама она едва помнила.

      – Вы так послушны, фрау Вернер. Однако, меня кое-что беспокоит, – он остановился посреди улицы и повернул к ней голову.

      Она молча выдерживала его взгляд добрых шесть секунд.

      – Ваши глаза, фрау… В них будто нет жизни.

      Элен усмехнулась.

      – Но вот же я, вполне живая, перед вами.

      – Ваш муж успешен и признан государством, сами вы красивая и образованная женщина, но вы несчастны. Я прав?

      Ему так хотелось ее разгадать? К чему этот фарс? У нее были все основания прекратить разговор и сменить тему, но Элен решила и тут противостоять ему.

      – За исключением того, что идет война, герр Фальке, я чувствую себя во всех смыслах допустимо. Уже не говоря о том, что работы моего мужа, будь ему предоставлена база для проведения исследований, помогут не только армии – но, вероятно, продвинут науку о мозге для всего человечества. Сопровождать его и поддерживать – это мой долг перед всем миром.

      – Верно. Да… Я был наслышан о стремлениях доктора Вернера уже очень давно. В основном, от Келлера. Если бы он не перестал каждый раз упоминать о вашем муже, мне бы в голову не пришло читать его работы, хоть мы и были опосредованно знакомы.

      Это удивило ее. Он будто извинялся перед ней – за свою некомпетентность в некоторых областях, за свое малое влияние, за оккупацию, за войну, в конце концов. Не отрицал, признавая все неудобства, связанные с этим. Или ей хотелось, чтобы он думал именно так?

      Он продолжил:

      – Не отношу себя к людям, сведущим в физиологии и высокой медицине. Вот обсуждение человеческой природы мне гораздо