Ястребиная хватка. Катерина Достоевская

замечательный персонал, а главный научный сотрудник – мой хороший знакомый. Думаю, вы быстро найдете общий язык. Он будет только рад оказать услугу видному отечественному исследователю.

      – Как чудесно, милый, – Элен накрыла руку мужа своей и подарила Келлеру одну из своих лучших улыбок. – Мы очень признательны вам.

      – Не стоит, дорогая, – тот отвел взгляд, едва не покраснев, чем заставил свою спутницу изогнуть бровь в недоумении.

      – Что ж, раз так, придется нам все же задержаться в Кёльне, – заключила Элен.

      Людвиг кивнул – не то своим мыслям, не то в ответ на ее фразу. Совершенно непонятный, но именно этим – интригующий и завораживающий, сейчас он казался… Довольным.

      Она все еще не представляла, что могла от него ожидать, и от этого было не по себе. Будто идешь сквозь совершенно темную комнату на ощупь, рука об руку с удушающим, захватывающим чувством опасности.

      Теперь ее разъедало любопытство.

      III. Конец света

      Его ладонь легла на шею.

      Она ничего о нем не знала, но чувствовала лучше, чем кого бы то ни было; ощущала своей кожей, как ему нравится держать ее в руках и жадным дыханием вбирать в себя ее запах.

      Холодные пальцы сдавили горло, едва оставляя воздух, но позволяя остаться в живых. Она старалась унять бешеный, оглушительный стук сердца, но была не в силах контролировать даже это – и на ее глаза наворачивались слезы.

      Слезы неправильного, безумного, безудержного восторга.

      ***

      Она села на кровати, проснувшись – будто вынырнула из-под воды.

      Вокруг было тихо. Безопасно, как и перед их с Эдмундом отходом ко сну. Он лежал рядом, повернувшись спиной, почти с головой накрытый одеялом. Ее сердце грохотало, как ей казалось, слишком громко. Удивительно, что он не проснулся.

      Нашарив халат, Элен встала с постели, закинула сигареты в карман и вышла на балкон.

      Стоило шагнуть за порог, и воздух окатил ее леденящей ночной прохладой. Устроившись с ногами в плетеном кресле, Элен куталась в халат и всматривалась в бледное небо наступающего утра. Фонари еще не погасли. В эти минуты Кельн казался таким тихим – и все равно ему было далеко до той непроницаемой тишины, что бывает за городом. Париж доказал, что большим городам не до сна.

      Она подпалила сигарету и затянулась, ощущая, как дым набирается в легкие – и выпустила его долгим, протяжным выдохом. Тепло начало разливаться по телу, защищая от холода. Страх, таящийся глубоко внутри, тоже отступил.

      Ненавистный Людвиг Фальке просочился даже в ее сны, и с этим следовало что-то делать.

      Он выступал безликим актором. Во сне редко видишь лица во всей полноте и детальной точности, но и без этого понимаешь, кто есть кто в происходящей сцене. У Элен там не было конкретной роли – там Элен вообще не существовало как таковой. Была только Дита – ведомый подросток, напуганная до одури, не знающая ни слова по-немецки, и Фальке, терпеливо задающий ей вопрос за вопросом, прежде чем своими руками отправит на тот свет.

      Безликий мучитель. Закономерный образ,