Шарм. Трейси Вульф

отзываюсь я, готовя теплый сэндвич с сыром и начав считать от ста до нуля. Наверняка к тому времени ему надоест издавать эти жуткие крики.

      И действительно, когда я дохожу до семидесяти пяти, он перестает повторять «ууууууууу». Я испускаю вздох облегчения, выпуская воздух, скопившийся в легких, но тут же едва не подпрыгиваю, когда за криком гагары следует низкое карканье, от которого напрягается каждый нерв в моем теле.

      «Не реагируй», – говорю я себе.

      – Каааааааарр.

      «Если ему удастся вывести тебя из себя, это только раззадорит его. Ты же понимаешь, что он делает это от скуки».

      – Кааааааааааааааааааааааарр.

      «Не реагируй, не реагируй, не реагируй».

      – Каааар… – Он закашливается, и мне начинает казаться, что на этом все завершится. Но нет, он полон решимости продолжать и, как только ему удается унять свой кашель, берется за старое.

      – Кааааааааааааааааааааарр!

      – Ладно, Хадсон, я понимаю, что ты хочешь сказать. Господи. Тебе незачем врать, что какая-то птица может издавать такие звуки, просто чтобы позлить меня.

      – Ничего я не вру, – отвечает он с видом оскорбленной невинности. – Это песня южноамериканского тукана…

      – Ты все это выдумал, – говорю я ему. – Ни одна птица не может издавать звуки, похожие одновременно на вопли умирающей лягушки и рассерженной свиньи.

      – А вот тукан может, – отвечает он, и у него опять делается такой невинный вид, что становится сложно верить, что он вешает мне лапшу на уши. Но я заперта в этой берлоге с ним слишком долго и сразу понимаю, что он просто пытается вывести меня из себя. И я убеждаюсь в этом, когда он добавляет:

      – Я знаю, что это звук на любителя, но некоторые орнитологи считают, что это самый красивый из всех птичьих криков…

      – Что за брехня! – взрываюсь я. – Я мирилась и с кукабуррой, и с гагарой, но я ни за что не смирюсь с поддельными воплями этого тукана…

      – Ничего они не поддельные, – вставляет он.

      – Поддельные, неподдельные, мне насрать. Прекрати эту свою хренотень с птичьими криками.

      – Хорошо.

      – И это все? – с подозрением спрашиваю я. – Так просто?

      – Ну конечно, если тебя это так раздражает… – Он пожимает плечами и улыбается лучезарной улыбкой.

      Гадая о том, не заключим ли мы перемирие после восьми недель непрестанных боевых действий, я улыбаюсь ему в ответ. Затем подношу к губам банку с «Доктором Пеппером» и опять поворачиваюсь к плите.

      – Каааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааарр! – вопит Хадсон во все горло.

      Я давлюсь «Доктором Пеппером», брызги разлетаются в разные стороны, и следующие две минуты я трачу на то, чтобы выкашлять газировку из легких.

      К черту такую жизнь. К черту Хадсона Вегу.

      Глава 27

      Устное сообщение

– Хадсон –

      – Тебе обязательно