Пропавший в чёрном городе. Александр Вин

слушались старших и ничем не огорчали бы своих родителей! Сейчас, когда закончилась эта проклятая война, вы обязательно должны быть счастливы!

      Мама помолчала, вытерла глаза.

      – … Я пришла работать на комбинат в тяжёлые прежние времена, маленькой девочкой. Детство у нас, моих братьев и сестёр, было нелегкое, наша мама болела, вот поэтому я и не доучилась вовремя в школе. Мастера брать меня на работу не хотели, боялись, что до ткацкого станка не достану, я их уговорила, обещала подрасти.

      Я работала, тянулась за стахановками, перевыполняла нормы. Училась в вечерней школе, поступила в техникум. Делала различные ткани, вот, ваши галстуки… В войну мы с подругами ткали здесь, на комбинате, парашютный шелк, работали сутками, себя не щадили. Дети у меня хорошие…

      Мама улыбнулась.

      – Помогали во всём. Росли понемногу, учились, вот, сегодня мою младшую, дочку, Вареньку, здесь принимают в пионеры. Вот…

      Не выдержала, отвернулась, заплакала, махнула рукой, ушла с трибуны.

      Подруги-ткачихи, все тоже в халатиках и косынках, окружили её в сторонке, принялись успокаивать.

      – Мама, мама, я здесь!

      Неожиданно и громко раздался звук горна, застучал барабан.

      Взрослые школьники, комсомольцы, внесли в цех красное знамя.

      Директор школы по одному вызывала из строя маленьких, взволнованных, мальчишек и девчонок, те по очереди читали торжественное обещание, им повязывали пионерские галстуки и прикалывали на рубашки и платьица значки.

      Начальник цеха каждому торжественно жал руку, говорил напутственные слова.

      Варьке галстук повязала мама.

      Потом они все вместе, хором, и родители, и ткачихи, и даже строгий начальник цеха спели песню "Взвейтесь кострами, синие ночи".

      После комбината Варька с подружками, с сиренью, все в красных галстуках, с криками и смехом, умчались гулять по тёплым весенним улицам.

      Дома, вечером, уже было совсем поздно, мама на кухне собирала Мишкин чемоданчик.

      – Давай, пальтишко ещё в узел возьми, теплое бельишко тоже положу. Зима же скоро, не заметишь, как холода наступят…

      – Мам, я же работать туда еду! Заработаю, куплю.

      Мишка собирал своё.

      Хмурился, чтобы не забыть ничего важного; потом улыбнулся, положил в чемоданчик, на самое дно, небольшой альбом для рисунков и два простых карандаша. Ещё завязанные в отдельный бумажный пакет все письма и ответы из милиции по Славке…

      Паспорт, две бумаги из комитета комсомола, комсомольский билет, рабочие карточки.

      – Документы твои, Миша, я вот сюда, в карманчик, в свитерок, во внутренний, в пришитый, положу.

      Мама охнула, присела на табуреточку у кухонного стола, тронула себе лоб.

      – Что с тобой, мам, плохо стало? Попить?

      – Ничего, ничего… Вспомнилось. Как и Славке тогда… Тоже в свитерок, изнутри…

      Около пяти проснулись, поднялись.

      Совпадало, что выходить им нужно было в одно время: маме – на работу, Мишке